Дин Кунц - Сошествие тьмы

Ребекка проехала по авеню Америка почти до Центрального парка, сделала запрещенный разворот на перекрестке и опять направилась к центру города, не опасаясь машин. Кое-какой транспорт на улицах, правда, был — снегоуборочный, медпомощи, даже несколько радиотакси. Но по большей части дороги были пустынны. Везде только снег. Снежный покров достигал уже тридцати сантиметров, а метель все не унималась. Дорожной разметки не было видно даже там, где прошли снегоуборочные машины — их щетки, руки-лопаты не доходили до асфальта. Водители не обращали внимания ни на дорожные знаки, ни на светофоры, в большинстве своем залепленные снегом.

Усталость у Дэйви наконец пересилила страх. Он заснул глубоким сном на заднем сиденье.

Пенни бодрствовала, хотя глаза у нее были красными от усталости. Она стойко противилась сну, зная, что не уснет, если будет разговаривать. К тому же ей казалось, что так легче отогнать гоблинов. Она гнала от себя сон еще и потому, что, видимо, подходила к разрешению очень важного для себя вопроса.

Ребекка никак не могла понять, что у девочки на уме, и, когда Пенни добралась до этого вопроса, ее поразила проницательность ребенка.

— Тебе нравится мой папа?

Ребекка ответила не колеблясь:

— Конечно, ведь мы же напарники.

— Я хочу спросить, нравится ли он тебе больше, чем просто напарник?

— Мы с ним друзья. И он мне очень нравится.

— Больше, чем друг?

Ребекка отвела глаза от заснеженной дороги и встретила взгляд Пенни.

— А почему ты об этом спрашиваешь?

— Просто мне... любопытно.

Не зная, что сказать, Ребекка снова перевела взгляд на дорогу.

Пенни не отставала:

— Ну так что, больше, чем друг, да?

— А если это было бы так, ты бы очень расстроилась?

— Господи, да почему же?

— Правда?

— Ты хочешь сказать, что я была бы расстроена, думая, что ты хочешь занять место моей мамы, да?

— Ну, иногда возникает такая проблема.

— Но не со мной. Я любила маму и никогда ее не забуду, но я знаю, что она желает нам с Дэйви добра, а это возможно только в том случае, если у нас появится вторая мама, а то мы с Дэйви слишком повзрослеем и не сможем ее должным образом оценить.

Ребекка чуть не рассмеялась, услышав наивное, доброе и в то же время поразительно мудрое высказывание девочки. Но она прикусила язык и постаралась сохранить обычное выражение лица, боясь, что Пенни не правильно расценит ее смех. Девочка была очень серьезна.

— Я думаю, это будет замечательно: ты и папа. Ему кто-то нужен. Ну, ты знаешь... кто-то, кого он смог бы полюбить.

— Он очень любит вас с Дэйви. Я никогда еще не встречала отца, который бы так сильно любил своих детей и так заботился о них.

— Я это понимаю, но ему нужен кто-то, кроме нас. Девочка помолчала минуту, очевидно, над чем-то задумавшись, потом сказала:

— Как я понимаю, существует всего три типа людей. Первый — это такие дарители. Они всегда дают, дают, дают и ничего не берут взамен. Таких не очень-то много. Я думаю, что таких людей делают святыми через сто лет после их смерти. Второй тип — дарящие и берущие. Их большинство. Я тоже, по-моему, отношусь к этому типу. Ну а в самом низу, на дне, те люди, которые всю жизнь только и делают, что берут, берут, берут, а взамен ничего никогда никому не дают. Так вот, я не хочу сказать, что папа — чистый даритель, я прекрасно знаю, что он не святой, но в то же время он и не дарящий-берущий.

Он что-то среднее между двумя первыми категориями, он отдает намного больше, чем берет. Знаешь, он больше любит отдавать, а не брать. Ему нужно любить еще кого-то, кроме меня и Дэйви, потому что у него гораздо больше любви, чем только для нас.

Она вздохнула и покачала головой, выказывая расстройство и почти отчаяние.

— Я хоть что-нибудь толковое сказала?

Ребекка ответила ей:

— Ты все говорила абсолютно правильно, поразительно правильно для девочки одиннадцати лет. Ты очень верно все подметила.

— Почти двенадцатилетней, — с достоинством уточнила Пенни.

— Для своего возраста ты на редкость разумна.

— Спасибо, — серьезно ответила Пенни.

Навстречу, с пересекавшей авеню Америка улицы, вырвался бушующий поток ветра — он нес мощный снежный заряд с востока на запад. Казалось, что впереди на магистрали выросла белая стена. Ребекка сбросила скорость, включила дальний свет и осторожно проехала сквозь эту стену.

— Я люблю твоего отца.

Сказав это Пенни, она осознала вдруг, что еще не говорила этого самому Джеку. Такое признание вырвалось у нее впервые за последние двадцать лет.

Впервые после смерти дедушки она призналась, что кого-то любит. И сказать эти слова оказалось легче, чем она предполагала.

— Я люблю его, а он любит меня.

— Это просто сказка! — с радостной улыбкой пропела Пенни.

Ребекка улыбнулась в ответ.

— Да, это сказка.

— А вы поженитесь?

— Подозреваю, да.

— Вдвойне сказка!

— Нет, втройне.

— После свадьбы я буду называть тебя мамой, а не Ребеккой. Если ты согласишься.

Ребекка удивилась слезам, навернувшимся ей на глаза, и, проглотив комок в горле, сказала:

— Я была бы очень рада этому.

Пенни облегченно вздохнула и откинулась на своем сиденье.

— Я очень волновалась за папу, я боялась, что этот колдун может убить его. Но теперь, когда я знаю о тебе и о нем... я думаю, это поможет ему.

Очень важно, что теперь он будет идти домой не только ко мне и Дэйви, но и к тебе. Я все еще за него боюсь, но не так сильно, как раньше.

Ребекка ответила девочке:

— С ним все будет хорошо. Вот увидишь, с ним все будет отлично. Мы пройдем через эти испытания, и без потерь.

Посмотрев на девочку минуту спустя, Ребекка увидела, что она крепко спит.

Она продолжала вести машину сквозь снежные вихри.

Пенни уже не слышала, как Ребекка проговорила:

— Возвращайся домой, Джек. Ради Бога, возвращайся к нам домой.

Джек рассказал Карверу Хэмптону все, начиная с разговора по телефону-автомату неподалеку от "Рады" и до поездки в гараж за новыми машинами и решения кружить с детьми по городу на одной из машин.

Пока Джек рассказывал, Хэмптон сидел неподвижно, забыв о коньяке. Но когда Джек замолчал, закончив печальное повествование, негр, передернув плечами, опрокинул в рот все содержимое бокала.

Джек продолжил:

— Когда вы сказали, что эти существа пришли из ада, многие рассмеялись бы, но только не я. Я вам верю, хотя и не могу представить, как попали сюда эти твари.

При этих словах Хэмптон вдруг поднялся и нервно зашагал по комнате.

— Я знаю, какой ритуал он мог использовать. Это по силам только Бокору высшего класса. На другого, менее сильного колдуна, древние боги не обратили бы внимания. Чтобы осуществить ритуал, Бокор должен сперва выкопать в земле яму, похожую на кратер, глубиной примерно в метр. Бокор произносит определенные заклинания, использует определенные травы... и окропляет яму кровью кошки, крысы и человека. Когда он произносит последнее, очень длинное заклинание, дно ямы отдаляется от него. Сверхъестественным образом яма углубляется, в конечном итоге она соприкасается с Воротами Ада и превращается в своеобразный мост от преисподней к земле. Из ямы поднимается жар, запах серы, и дно ее постепенно расплавляется. Когда Бокор вызывает демонов, через Ворота Ада они проникают в яму, а из нее — на землю. На этом пути они получают физическое обличье, дьявольское обличье. Они состоят из земли, через которую проходят. Их туловища сделаны из глины. И тем не менее они мягкие, а главное — живые. Из описаний я могу заключить, что встретившиеся вам существа были малыми демонами или просто воскресшими порочными людьми, попавшими однажды в ад и ставшими его слугами. Старшие демоны и древние злые боги были бы крупнее и куда ужаснее на вид, намного сильнее и агрессивнее.