Александр Варго - Приют

– Спасибо, – выдавил он и, подвинув к себе тарелку, стал вяло жевать.

– Ярик сказал, что через два дня мы уйдем отсюда, – после некоторого молчания сказала Рута. Митрич молча кивнул, глядя в окно. Рута вздохнула и поднялась. – Приятного аппетита.

– Мы никуда не уйдем отсюда, – внезапно произнес Митрич. – И Ярик, между прочим, это чувствует. Просто он еще не до конца осознал это. – Он ковырнул вилкой кусок мяса, и на лице его появилось выражение отвращения, к которому примешивалась мертвая безысходность. – Страх и трепет нашел на меня, и ужас объял меня. И я сказал: «Кто дал бы мне крылья, как у голубя?.. Я улетел бы и успокоился бы…», [3]– еле слышно проговорил он и, перехватив удивленный взгляд Руты, пояснил: – Не обращай внимания. У меня в последнее время слишком… дурные предчувствия. – Митрич отодвинул тарелку с недоеденным мясом и сказал: – Извини, Рута, но что-то кусок в горло не лезет.

Когда девушка, недоумевая, ушла, Митрич встал у окна, опершись кулаками на стол.

За окном появилась Дина. Напевая что-то, она вынесла к колодцу корзину с грязным бельем. Наблюдая за ее возней, Митрич не мог не обратить внимания на некоторые изменения, происшедшие с этой женщиной. Она прямо вся светилась от счастья, с лица не сходило радостное выражение, делая ее привлекательной, да и вся фигура стала более подтянутой, будто каждый день невидимый скульптор тщательно отшлифовывал и полировал ее тело.

Дина стала ворошить белье, вроде бы что-то отыскивая. В конце концов она выудила рубашку Ярика, и лицо ее расплылось в счастливой улыбке. В следующий момент она сделала то, отчего у Митрича полезли глаза на лоб – воровато оглянувшись по сторонам, женщина принялась обнюхивать рубашку. Делала она это жадно и торопливо, как лиса, напавшая на след кролика.

Митрич шагнул в глубь комнаты, чувствуя, как предательски задрожали ноги. Он подсознательно чувствовал, что Дина ни в коем случае не должна была видеть, что он наблюдает за ней. Из глубины комнаты ему была видна только макушка женщины. Судя по громыханию ведра, она набирала воду из колодца.

– Олежа! – неожиданно раздался ее рассерженный голос, и Митрич, сгорая от любопытства, снова прильнул к стеклу. Он встал сбоку, так, чтобы Дина не смогла увидеть его, если вдруг случайно взглянет на дом.

Выловив из ведра какой-то предмет, она о чем-то разговаривала с Олегом. Судя по выражению лица, она была крайне недовольна чем-то. Олег с невинным видом пожимал плечами и нетерпеливо поглядывал по сторонам, после чего скрылся из виду. Некоторое время Дина смотрела сыну вслед, после чего швырнула предмет в траву и направилась к дому. Вскоре Митрич услышал, как заскрипела лестница. Значит, она поднялась к Бабуле.

Он решил спуститься вниз. Он на цыпочках прокрался мимо зловонной комнаты Бабули.

– Мама, я принесла тебе воды!!! – раздался ее вопль, и Митрич чуть не подскочил от неожиданности. Он быстро вышел наружу и, поминутно оглядываясь, направился к зарослям, куда минуту назад Дина выбросила странный предмет.

По мере того, как он приближался к кустам, в нем росло чувство тревоги, и, уже совершенно не боясь оказаться обнаруженным, он принялся копаться в траве.

«Крыса, – стучало в его голове. – Если это окажется крыса, я убью этого Олежу».

Наконец его руки наткнулись на что-то влажное и липкое. Юноша замер. Это была не крыса. Перед ним лежала огромная дохлая жаба без головы. Раздутое от воды бледное тело покрывали многочисленные дырки. Дырки, которые могли быть оставлены острым предметом. Например, гвоздем, примотанным к палке.

Шатаясь, Митрич направился обратно в дом.

Шел второй час ночи, но сон к Руте не шел. Она лежала с открытыми глазами, разглядывая тени старого вяза на потолке. В трубе завывал ветер, и она подумала, что этот заунывный вой в контрасте с мельканием теней на потолке отлично сошел бы за дешевый вариант фильма ужасов конца семидесятых, что-то про зомби или вроде того.

Рядом сопел Ярик, повернувшись к ней спиной. Они были укрыты каждый своим одеялом – это, конечно же, была инициатива Ярика.

«Завтра, очевидно, он вообще ляжет спать с Диной», – пришла ей в голову мысль, и она показалась ей настолько нелепой, что Руте захотелось расхохотаться, расхохотаться так, чтобы Ярик проснулся, хотя она прекрасно понимала, что на самом деле все было уже далеко не смешно. Ярик стал совершенно чужим, он постоянно избегал ее и весь вечер прокрутился на кухне возле Дины, задавая ей идиотские вопросы, типа: «А сколько нужно соли для этого блюда?» или «Живут ли тут малярийные комары?..».

Потом они немного посмотрели телевизор. Ничего интересного, какой-то старый фильм с гнусавым переводом. Потом были новости. Скучные сообщения клонили в сон.

…президент выразил одобрение по поводу программы, предложенной парламентом…

…террористический акт в Израиле… четырнадцать убитых…

Дина намеревалась выключить телевизор, как вдруг голос дикторши произнес:

«…и несколько слов об убийствах в Кемеровской области. Правоохранительные органы города признали, что, вероятно, братьям Шевцовым все же удалось вырваться из оцепления. Несмотря на беспрерывные двухнедельные поиски, никаких следов убийц в лесу обнаружить не удалось. Специально созданная комиссия по раскрытию данных убийств пришла к выводу, что преступники могли направиться в Гриднев и на время затаиться там… В любом случае, задача теперь значительно усложнилась, так как масштабы поиска расширены… Органы правопорядка снова обращаются к гражданам…»

На экране снова замелькали фотографии Ярика с Митричем, причем последний искренне ужаснулся, увидев себя.

– Боже, и эта ухмыляющаяся рожа – мое лицо? – пробормотал он.

– Все, ничего интересного уже больше не будет, – сказала Дина и щелкнула выключателем.

Глядя на тени шевелящихся лап вяза на потолке, Рута вспомнила, что известие о том, что их поисками занимаются все менее активно, никого не обрадовало. Более того, после этих слов Митрич стал совсем мрачным. Ярик предположил, что, возможно, это могло оказаться уловкой, чтобы усыпить их бдительность, на что Рута язвительно заметила, что если до этого Ярик был бдительным, то это чушь. Действительно, карабин уже который день пылился в гараже, да и она уже не помнила, когда в последний раз видела у Ярика пистолет, и была уверена, что он вообще забыл, куда его засунул.

Она засыпала. Ей снился отчим, он шел прямо на нее, держа в руках огромный тесак. Глаза его бешено вращались, влажные от крови штаны расстегнуты, и там что-то отвратительно булькало, словно в кипящем котле.

«Ты кое-что забыла, детка! – орал он, ковыляя к ней. – Забыла, забыла, забыла…» – повторял он как заведенный, не переставая потрясать тесаком.