Александр Варго - Медиум

Он знал, что нужно делать. Регулярное «вещание» одного и того же «канала» – не прихоть подсознания. Оно упорно пытается ему что-то внушить. Он покосился на партнершу. Лиза мирно спала. Он высвободил руку, тихо поднялся, стараясь не растревожить старинное ложе, на цыпочках прогарцевал до порога, закрыл за собой дверь. В квартире никого не было. Семь утра. За окном – тоска, лето передумало осваивать Сибирь и срочно отправилось на попятную: сыпал мелкий дождь, сизые облака висели над крышами соседних пятиэтажек. В квартире никого. Частные детективы трудятся в другом месте, Фельдман умотал в славный город Красноярск. Ничего, с таким пустяком он и сам справится…

Он оделся, постоял у двери, прислушиваясь к звукам из спальни. Лиза размеренно посапывала. Пусть спит, он ей позвонит… Городские улицы оживали, наполнялись транспортом, когда он поймал такси, показал водителю тысячную купюру и развалился на заднем сидении, взяв под наблюдение все стороны света…

Он обнаружил «хвост» за щебеночным карьером, когда ничто уже не предвещало несчастья. Сиреневая «Хонда», полуджип, полуседан, выехала с заправки (хотя отнюдь не заправлялась, просто стояла на выезде)… и словно пристегнулась на короткий поводок. Он чуть не закричал от злости – КАК, ПОЧЕМУ?! Эмоции хлынули через край: бритый затылок водителя покрылся мурашками.

– Ты чего, парень?

Он что-то промычал. Померещилось? Начал присматриваться. Нет, не померещилось. «Хонда» висела, как привязанная, не желая смещаться на соседнюю скоростную полосу, где хватало места. Он попросил водителя сбавить обороты. Тот пожал плечами, ослабил нажим на акселератор. «Хонда» тоже тащилась. Не логично, если там человек не в теме. Влюбился в ржавую «Волгу»?

– У разъезда Иня давай налево, – бросил Вадим, – Сойду на Весенней.

– Ты же в Речкуновку собирался, – изумился водитель, – А это прямо.

– Передумал. Тебе не все ли равно? Не буду я тысячу резать.

Шофер пробормотал, что так даже лучше, перестроился на крайнюю полосу…

Он вывалился из машины за крутым «тещиным языком», перебежал дорогу под носом гудящего самосвала, припустил к недостроенному жилмассиву, перед которым простиралось необъятное море пустырей, свалок, умирающей флоры. Слетая с обочины, отметил, как «Хонда» вписалась в поворот, замедлила движение…

Он промчался через вереницу свалок, заваленных металлоломом и строительным неликвидом. Опомнился – нужно быть хитрее, припустил параллельным дороге курсом. Прорисовал своими маневрами скособоченную букву «П», вернулся на гудящую, извергающую смрад дорогу. До места, где он выпал из такси, оставалось метров двести. Он вновь перебежал дорогу, забрался в молодые елочки, припустил вдоль проезжей части, надеясь, что еще не поздно…

Он успел. Сиреневая «Хонда» стояла у обочины, зияя чревом. «Шестерки» лазили по кустам, выискивая беглеца, начальство прохлаждалось у капота, чесало репы, гадая, что происходит. Вадим присел от неожиданности. Он знал обоих. Ну что ж, на что-то похожее он и рассчитывал…

Работник следственного управления майор Старчоус раздраженно выбил из пачки сигарету, остервенело стал ее жевать. Работник управления УФСБ майор Одиноков выстрелил в рот подушечкой жевательной резинки, жестом предложил спутнику. Тот досадливо отмахнулся, вынул телефон, встал лицом к дороге. Майор Одиноков глянул на него как-то брезгливо, с долей надменности, как на зло, увы, необходимое в данную минуту… лицо передернулось. Он тоже отвернулся.

Цунами в голове. Вот оно как. Вернее, вот оно КТО. Ох, не нравился полковнику Баеву майор Одиноков. А майору Одинокову не нравился полковник Баев. Он помнил, как косились друг на друга чекисты во время допроса. Не внутриведомственные это были распри, не соперничество старого и молодого чекиста, что-то другое. А бледный следователь с водянистыми глазами? Неплохо ребята устроились. Понятно, почему они умудряются держать под контролем ВСЁ…

Он бы многое отдал, чтобы связаться с полковником Баевым. Но, увы, визитной карточки заслуженный чекист не оставил. Вадим присел за бугром, терпеливо ждал. «Друзья-соперники» тоже ждали. Один кусал губы, второй украдкой ухмылялся, стрелял глазами по сторонам. Наконец, на дорогу выбрались двое парней. Физиономии выражали крайнюю удрученность. Отряхиваясь на ходу, они перебежали проезжую часть, доложились Одинокову. Майор отвернулся, парни окончательно скисли. Оба сели в машину, Одиноков – на водительское место, резко тронул, развернулся перед носом у потешного мебельного фургончика. Машина покатила к разъезду. Парни растерянно переглянулись, дружно сплюнули. Один посмотрел через плечо, другой устремил пронзительный взор на дорогу. Вадим вжался в бугорок, начал отползать. Ну что ж, парни явно получили приказ прочесать свалки и все близлежащие. Удачи им…

Он промчался через лесок, выскочил к разъезду, отдышался. Слившись с пешеходами, чинно пересек шоссе по светофору, отправился на остановку ловить машину.

Дежа вю захлестнуло… Он приехал сюда в четвертый раз, откуда это странное чувство, что он живет чужими воспоминаниями, что под костью черепа сознание другого человека?… Как и в первый свой приезд, он долго стоял под разлапистой плакучей осиной, сканировал обстановку, прогулялся взад-вперед по щебеночной дорожке. На участке 36, по-видимому, пусто. Ворота заперты на внушительный замок, прутья калитки перетянуты цепью, за воротами наблюдалась легкая заброшенность: травка на газоне колосилась, ее давно никто не стриг, вода в бассейне зацвела. Шезлонг в собранном виде лежал под крыльцом. Пустота. Белоярского и внучку убили, Зоеньку убили, домработница сбежала (и тоже плохо кончила), остальные поспешили покинуть страшное место…

Он зашел, как выразился Фельдман, с другого конца, перелез на участок из переулка, убедившись, что действует без свидетелей. Прошел сад, прицелился к яблоне, с которой уже падал, прогулялся вдоль задней стороны дома. Окна заперты, но на одном болтается шпингалет…

В доме поселился страх. Люди умерли, другие съехали, страх остался – он висел удушливой вонью в воздухе, от него промокла рубашка, взопрел лоб, ноги обросли стальными кандалами… Все это было, во сне или где-то еще, он поднимался по изогнутой деревянной «эскадарии», держась за гладкие, отшлифованные перила, он медленно шел мимо приземистых шкафов, заваленных красками и рулонами, мимо складных мольбертов, стеллажей, уставленных какими-то куклами, тряпичными зверюшками, причудливыми статуэтками. Он подходил к женщине. Она рисовала на коленях. Он подходил ближе, оставалась только она, все остальное – стены, потолок – превращалось в смазанный дымчатый фон. Молодая женщина сидела на краю тахты, она делалась ближе, из мутного пятна превращалась в яркий, пугающе отчетливый образ. Она резко вскинула голову, немой крик застыл в горле, красивые глаза затопил пещерный ужас…