Максим Макаренков - Дни стужи [litres]

«Он просто боится выдать себя, – понял Хромой. – Попробуй он применить что-нибудь существенное, и мы сразу сообразим, что тут что-то серьезное творится. А ему надо усыпить нашу бдительность и выпроводить. Он же не знает точно, зачем мы явились, и боится, что мы учуем что-то, чего нам чуять не следует. Или не нас он боится? Мы-то что, нас и закопать можно так, что концов не сыщешь. – И тут же про себя хмыкнул: – Ну как не сыщешь, искать будут и найдут обязательно, Старшой своих не бросает, у него бывших не бывает. И Песчаник это знает. Значит, есть вероятность, что опасается он кого-то другого, и вот это очень интересно, поскольку покровителей Хасан имеет на самом верху и трогать его лишний раз не решалась даже Служба Безопасности Державного, не говоря уже о городской полиции».

– Благодарю за гостеприимство, – улыбнулся Иван, и Стас отметил, что глаза у старого друга холодные и очень внимательные. Значит, заметит это и Хасан, что пойдет на пользу делу.

Стас незаметно разгонял себя, вводил в режим боевой собранной гибкости. В этом состоянии человек для взгляда со стороны обманчиво расслаблен, и лишь боец высочайшего класса по немногим признакам может распознать, что вальяжность эта – всего лишь маскировка.

Хромой полулег на подушки, подпер рукой голову и сделал крохотный глоток вкуснейшего чая. Приподнял стаканчик, показывая восхищение и почтение хозяину. Хасан благодарно поклонился, сложив руки перед грудью.

– Так что же привело столь почтенных гостей в мое скромное жилище, да будет к нему милостив Аллах великий и милосердный?

Стас глянул по сторонам, оценил шевеление теней в углах зала и решил, что вести витиеватые беседы бессмысленно.

– Хасан, ты уж извини, но из тебя правоверный хуже, чем из нас прихожане храма Казанской Божьей Матери, – хмыкнул он и поставил стаканчик на стол, – хотя чай действительно хорош.

Маг уже нехорошо сузил глаза, но Стас поднял руку в предупреждающем жесте.

– Мы тебе просто вопросы зададим, а ты нам честно ответишь. Только честно, договорились?

– Иначе мы очень сильно расстроимся, – почти шепотом добавил Иван.

– Угрожать гостеприимному хозяину в его доме – нехорошо, совсем плохо, – прошипел Песчаник. Он откровенно злился, нервничал, и от этого его акцент, обычно едва заметный, стал явным и грубым.

– А почему ты решил, что мы тебе угрожаем, Хасан? – Стас был само благодушие. Те, кого Хромой, бывало, допрашивал, не сразу понимали, что именно значит это благодушие. Потом, правда, осознание приходило, но было поздно.

– Мы к тебе за советом пришли, почтенный Хасан, – столь же кротко обратился к магу Иван. – К кому, как не к тебе, идти, если нужно узнать, как попал в Москву стрелок высочайшего уровня, внешности определенно восточной… да еще прикрытый силами Нижнего мира и чарами джиннов?

Про джиннов Иван не знал ничего, бросил, что называется, наугад, и увидел, как едва заметно дернулся уголок рта их гостеприимного хозяина.

– Увы, ничем не могу помочь вам, почтенные, – расплылся в сладчайшей улыбке Хасан. – И господам из полиции я сказал точно то же самое. А почему вас-то это интересует, если это не огромная и страшная тайна, конечно?

Он даже подался вперед и стал похож на большую хищную птицу с тонкой шеей, нечеловечески гибко выдвинувшейся из ворота халата.

«Нет, не на птицу, на змею, – подумал Иван. – Да уж, не получается у нас разговор, а ведь так хотелось все решить миром, всего-то задать мудрому восточному человеку пару вопросов… Может, еще выйдет?» И он примирительно прижал ладонь к сердцу:

– Хасан, ты же знаешь, что мы никогда не делали друг другу зла и не переходили дорогу…

«Да-да, как ты у нас заказ на бранзулетки для княжеской невесты увел, я тебе еще припомню», – произнес он мысленно и продолжил:

– И мы со всей возможной искренностью хотели приникнуть к бездонному океану твоей мудрости и спросить, не поможешь ли ты нам в поисках, которые мы ведем для одного человека, предпочитающего сохранять свое имя в тайне.

Спрашивая, Иван старался как можно шире и точнее охватить верхним чутьем жилище Хасана. Он видел светло-серые просверки, но предупредить друга не мог, одна надежда на его сверхъестественное чутье. Авось настроится на него, Ивана, и сам поймет, что в доме нечисто.

А Хасан все качал головой и делал удивленные глаза. Он витиевато распространялся о непочтительности молодежи и о том, насколько преувеличены его возможности в этом городе, убеждая, что никогда не скрыл бы ничего от своих хороших друзей Станислава Григорьевича и Ивана Николаевича, и как только они могли…

– Тогда спасибо за гостеприимство, но мы пойдем, – неожиданно поднялся на ноги Иван, прерывая непрерывный поток патоки, лившейся из уст Песчаника.

Стас пружинисто вскочил следом, вежливо поклонился Хасану и последовал за другом. А Иван, не обращая внимания на хозяина дома, набирая скорость, уже мчался по коридору в глубь здания. Он нащупал наконец сгусток настороженного опасливого внимания и едва заметный всплеск осторожных и простых, как у загнанного зверя, чувств. Сгусток двигался из глубины здания к одному из выходов, и Иван решил, что теперь не время осторожничать.

Позади возмущенно заголосил Песчаник, но Иван даже не замедлил шаг. Лишь отмахнулся от заклятья, брошенного чародеем им в спину.

Он потянулся в Верхний мир, и вот уже рядом с ним затанцевал полупрозрачный Лис, понесся кругами, то отскакивая, то обгоняя. Злобно тявкая, кусал, рвал призрачную плоть тварей, появлявшихся из темноты, и светился все ярче.

Стас вытащил из трости серебристо отсвечивающий клинок и старался не отстать от друга. Коридоры делались все уже и извилистее. Видимо, тревога еще не дошла сюда. Лишь из-за одной двери выскочил взлохмаченный мужик разбойного вида и загородил проход, но Стас коротко двинул ему кулаком в зубы, предварительно отстранив Ивана. Мужик молча улетел обратно за дверь.

– Между прочим, я бы и сам, – обиженно начал Иван, но Стас перебил его:

– Знаю-знаю. Держи след, гончая.

Вечно такое везение продолжаться не могло. Им и так повезло только из-за неимоверной наглости. Они беспардонно нарушили все законы гостеприимства, все возможные неписаные соглашения, и теперь Хасан мог делать с ними все что угодно. И даже Старшой, случись что со Стасом, не смог бы предъявить Песчанику никаких претензий.

«Если не накроем стрелка, нам кранты», – очень спокойно подумал Хромой, наблюдая, как плывут, растягиваются темные коридоры, которых просто не могло вмещать древнее здание. Делалось все жарче, сзади катился медленный тяжелый гул, в котором Стас с трудом различал гортанный низкий голос Хасана. Коридоры дрожали, стены делались полупрозрачными, и уже оборачивались к непрошеным гостям медлительные белокожие дети с мертвыми внимательными глазами, уже открывались двери, и все ниже опускался подрагивающий, словно брюхо гигантской змеи, потолок.