Виталий Абоян - Мёртвая жизнь [litres]

– У тебя хорошо получается. Пируэты эти вот.

– Ага.

Гертруда ловко вывернулась, словно кошка, сорвавшаяся с дерева, и плавно опустилась на ноги. Будто моторчик в ней какой-то спрятан.

– Так что ты там пытался высмотреть? – спросила она.

– А что ты здесь делаешь? Здесь нет никакого планетологического оборудования.

– Скучно, – лаконично ответила Гертруда.

Они оба зависли у огромного иллюминатора. Толку от того, что тот открыт, не было никакого. Будто стекло снаружи черной краской замазали.

– Как ты думаешь – мы здесь навсегда? – не отворачивая лица от черноты за стеклом, спросила Герти. В ее голосе было столько горечи, столько страдания и какой-то замогильной безнадежности, что Захара пробрал озноб, будто от холодного ветерка.

Она, Герти, которой всегда все было до лампочки, которая никогда не участвовала ни в склоках команды, ни в корабельных праздниках, думает о смерти?! Хотя – все о ней думают. Но Захар никак не мог предположить, что Герти так сильно переживает по этому поводу. Сколько он ее знал, она всегда лезла очертя голову в самое пекло, невзирая на риск. Несмотря на опасность не вернуться назад. И вдруг – такая меланхолия.

– Не знаю, – опустив глаза, сказал кибертехник.

Он и правда не знал. Да никто из них не знал. И очень сомнительно, что хоть кто-нибудь верил в спасение.

– Станислав увлечен идеей получить помощь чужих. По-моему, он одержим мыслью о контакте. Даже если при этом придется пожертвовать самим спасением.

Захар с сомнением покачал головой:

– Думаю, нет. Он всего лишь хочет нас занять. Ты же видишь – мы медленно сходим с ума. Мы всего четыре дня здесь, а столько неадекватных действий. Ты же сама говорила…

– Ну, Люциан со Станиславом держатся, – перебила его женщина.

– Станислав устал. И мне кажется, он что-то замышляет. А Лившиц…

– Ты плохо его знаешь, – усмехнулась Гертруда.

– А ты?

– Пойдем, – она потянула его за рукав, явно пытаясь уйти от ответа. – Все равно ничего не видно.

Захар оттолкнулся от покатой стены и оправился в медленный дрейф через весь зал вслед за планетологом. Полет становился неуправляемым – до ближайшей опоры было метров двадцать, а корректировать движение так же хорошо, как Гертруда, Захар не умел.

– Знаешь, что меня гложет?! – крикнул он ей вслед.

– Можешь не рассказывать.

– В этом нет никакого секрета.

На душе сразу стало как-то легче – он решился рассказать о своем странном ощущении. И ничего страшного нет. Глупость какая-то – подумаешь, чужой взгляд он ощущает.

– У меня постоянно возникает чувство…

Вот. Ничего сложного – слова сами слетают с языка. Ничто не сдерживает его, ничто не тормозит. И с головой вроде бы все в порядке.

– Понимаешь, мне кажется…

«Почему-то скрывают».

Два слова добавить осталось.

– Ну… как будто…

Да что же такое происходит? Захар отчаянно боролся с собой. Но слова не хотели выходить из его гортани, они цеплялись за голосовые связки, вязли в ставшем вдруг жестким, как замерзший пластилин, языке и отказывались двигаться дальше. Да и слов не было – Захар просто не знал, как назвать то, что он чувствовал.

И в этот момент Гертруда Хартс закричала. Ее вопль пронзил пространство ангара, будто раскаленный нож кусок масла, сделав тишину обиталища роботов кристальной и звенящей, словно хрусталь, вот-вот готовый разлететься на тысячи осколков.

От неожиданности Захар потерял ориентацию, забарахтался, неуклюже перебирая конечностями, и со всего размаха влетел головой в живот Герти. Женщина согнулась пополам, задохнувшись, и отлетела назад, к стене. Вопль оборвался.

Кибертехнику наконец удалось остановиться. Прямо перед ним, шумно пыхтя в попытке восстановить дыхание, скорчилась Герти. Глаза ее были широко раскрыты и смотрели куда-то за спину Захара. В полутьму обширного зала. И они были полны ужаса.

Захар резко обернулся, но, кроме мирно дремлющих киберов, ничего не увидел. Только…

Только оттуда кто-то смотрел. Тяжким изучающим взглядом. Взглядом существа, не способного определиться, как быть с объектом наблюдения, – бояться, игнорировать, растоптать или попытаться заговорить с ним.

– Не… надо… Ничего… не… говори, – сквозь свистящие вздохи произнесла Гертруда.

– Все знают… – не то спросил, не то подтвердил Захар.

Планетолог молча кивнула.

Захар почувствовал, что к нему обратились по вирт-связи. Вызов сопровождался неясными эмоциями – страх, неуверенность? Он не разобрал. Только четко понял, что Грацу стоило усилий заставить себя подключиться к виртуальности корабля.

«Общий сбор в рубке через десять минут».

Кибертехник взглянул на Гертруду. Ее дыхание еще не восстановилось. Все тело ее мелко подрагивало, а глаза то и дело заглядывали ему за спину. Захар взял ее за плечи, оказавшиеся тонкими и хрупкими. Очень женственные плечи.

– Что там, Герти? Куда ты смотришь? – прошептал он, склонившись над ней.

Женщина помотала головой из стороны в сторону, отчего ее волосы мягко пощекотали подбородок Захара.

– Нет. Ничего, – ответила она. – Пойдем, нас ждут в рубке.

В рубке стоял крик – спорили Грац с Лившицем.

– А я говорю, что нам нужно попасть внутрь этой штуки, – ревел Станислав, наседая на внеземельца. Ростом он был пониже, зато заметно превосходил Люциана в весе.

– Зачем вам туда? Что вы там у них забыли? – с вызовом вскрикивал Лившиц, уклоняясь от раскрасневшегося лица доктора.

– Потому что иначе мы им, – Грац ткнул пальцем в сторону иллюминатора, – ничего не докажем. А иного пути домой у нас нет!

– Я уже сто раз говорил вам, что у нас нет пути домой с ними. Мы не знаем, кто они и какие у них планы. Мы не можем притащить домой бомбу замедленного действия.

– Параноик! – Грац с размаху врезал кулаком по терминалу. Какая-то мелкая посуда, оставленная там пару дней назад, подпрыгнула и спланировала на пол. Крысоподобный кибер шустро юркнул и утащил объедки, на ходу утилизируя посуду. «Молодец, – подумал Захар, – на терминал не лезет».

– А вы – предатель собственной расы! – ответил Лившиц.

На секунду воцарилась тишина. Было слышно лишь шумное дыхание обоих спорщиков.

– Послушайте, Грац, – неожиданно вставил Клюгштайн, – а с чего вы взяли, что внутрь этой штуки вообще можно попасть?

Биолога никто не принимал в расчет. Его позвали только для протокола, чтобы присутствовали все члены команды. Но Фриц, как оказалось, вполне оправился. Да, он продолжал утверждать, что ничего не помнит из случившегося внутри тоннеля, но мыслил здраво и критично.

– Что вы имеете в виду? – одновременно спросили Грац и Лившиц.

– Ну, почему вы решили, что можно туда вообще забраться?