Виталий Абоян - Мёртвая жизнь [litres]

Грац вздохнул и отвернулся.

– Если помните, с этого вопроса мы начали наше обсуждение. Судя по всему, мы ни к чему так и не пришли. У каждого из нас есть свои гипотезы, но в осмысленную теорию складываться они никак не желают.

– Какие теории, Станислав? Опомнитесь! Мы тут застряли, если вы еще не забыли об этом. В кромешной тьме, у черта на куличках, и не знаем, как выбраться. А вы ведете какие-то возвышенные беседы в надежде получить мифические стройные теории. Зачем?! Какой в них в нашей ситуации смысл?

Врач недовольно фыркнул. Он отключил активированную Гертрудой виртуальность, и трехмерная модель Хозяина Тьмы, висевшая в пространстве рубки, мгновенно исчезла.

– А вы что предлагаете? – руки Граца что-то крутили, щелкали какими-то тумблерами на приборной панели, переставляли разнообразный мелкий хлам, скопившийся на консоли. Ему нужно было чем-то себя занять. – Сесть по каютам, откупорить запас коньяку и хлебать его во все горло? Оргию тут устроить? Помирать – так с музыкой? В этом ваш принцип?

Так ведь он прав. Делать все равно нечего. Они не найдут пути домой, не найдут координат места, где оказались. А если и нашли бы – что толку: Тахир мертв, а без пилота «Зодиак» никогда не сможет вынырнуть из гиперпространства в заданной точке. Второго пилота среди них нет. Экспериментировать бессмысленно – каждого, кто работает в космосе, проверяли и перепроверяли на предмет возможности управлять движением в гиперпространстве.

– Нет, конечно. Но зачем… Ведь ясно же, что мы не получим от Хозяина Тьмы помощи. Для чего усугублять проблему?

– Я не знаю, что делать дальше, – честно признался Грац. – Не знаю пока, с какой еще стороны подступиться к инопланетному кораблю. Но оставить эту затею мы тоже не можем. Никак не можем.

Нет, все-таки Станислав рехнулся.

– Станислав, вы маньяк, – бросил Захар и вышел из рубки.

Двери тихо сомкнулись, отрезав его от помещения, где в одиночестве остался Грац. Около секунды Захар видел в исчезающей щели между створками замершую приземистую фигуру доктора, ожидая, что тот позовет его и предложит что-нибудь конкретное. Но Грац так и не пошевелился, из рубки не донеслось ни звука.

Затея нового капитана объединить команду не удалась. Они все так же были каждый сам за себя. Или один против всех?

Появление сильного врага обычно сплачивает, заставляет враждовавших до того соседей объединяться, создавать большое и сильное государство. Правда, приходится жертвовать – пост короля достанется только одному из князьков. Жертва индивидуума в целях спасения вида – все, как в склянках Клюгштайна. Людям кажется, что решение принимает их сложный, состоящий из сотни миллиардов нейронов мозг. А в глобальном масштабе выбирает социум – миллионы и миллиарды мозгов, вырабатывающих наиболее вероятное статистически решение. Хотя и это не так – у бактерий мозга нет и в помине, но их выбор мало чем отличается от человеческого. Общность принципов? Или решение приходит откуда-то извне, оно навязано кем-то со стороны? И людям, и бактериям?

Только вот на «Зодиаке» законы социума работать перестали. Появление сильного, похоже, превосходящего в сотни, если не в миллионы, раз… нет, не врага, скорее соперника, привело к разобщению. О сплоченности не могло быть и речи. Каждый знал, но каждый скрывал свое знание. Не важно, какое из полушарий сложного человеческого мозга несло ответственность за это тайное знание. Факт оставался фактом – люди на «Зодиаке» не желали сообща одержать верх над Хозяином Тьмы.

Чего же тогда они хотят? Захар не мог ответить на этот вопрос. А мог ли Грац? Или Герти? Или они не пытаются во всем найти смысл?

Захар вспомнил лицо Гертруды, снова осунувшееся и приобретшее печать вселенской скорби, перед тем как она покинула рубку. Нельзя оставлять ее одну. И он поспешил к ней.

Сплотиться собрался? Нет, – ответил сам себе Захар, стараясь быть честным хотя бы в мыслях. Ему было по-человечески жаль Герти, она ему нравилась. Но и он, и Герти знали что-то свое. У каждого была своя правда, которой они не собирались делиться друг с другом.

– Какого дьявола мы здесь делаем? – тихо проговорила женщина, увидев его.

Захар ожидал, что она заплачет, но голос Гертруды оставался ровным и спокойным. Слишком спокойным. И вызывал очень нехорошие ассоциации с бледным и отрешенным видом погибшего не так давно внеземельца. А ведь Грац и ее обрабатывал этим своим прибором. Магнитная стимуляция. Что он ей стимулировал? А привел ее к Грацу он, Захар.

Его пальцы нежно гладили ее голову, мягкие волоски приятно щекотали ладонь.

Захар не знал, что ответить. Они доживали свой век. Не биологический, отведенный природой, а считали дни до того, как созданная рукой человека и пригодная для обитания среда внутри «Зодиака» превратится в отбирающий жизнь углекислый газ.

– Живем, – сказал он.

– Ты понял, о чем я говорю.

Да, он понял. Но откуда ему знать, что они здесь делают?! И самое главное, чего Захар никак не мог понять, зачем они продолжают это делать.

– Я не знаю, Гертруда.

– Почему бы нам просто не улететь отсюда?

– Не знаю.

Она приподнялась, опершись на локти, и внимательно посмотрела ему в глаза.

– А что ты знаешь?! Что вы все знаете, ты мне можешь сказать?

Захар покачал головой. Он не мог сказать. Никто из них не мог. И Герти не могла. Просто всем надоело то чувство, что грызло изнутри. Оно мучило, не давало жить.

– Мы можем улететь, – сказал Захар. – Только куда? Кругом пустой незнакомый космос.

– Но ведь дело не в этом.

Гертруда резко поднялась и, отодвинувшись от Захара, уткнулась лицом в ладони. Мужчина осторожно положил руку ей на плечо, потом поцеловал в шею.

– Мы можем попробовать, – тихо прошептал он.

Ее плечи едва заметно подрагивали. Она плакала. От отчаяния и страха. От чувства безысходности, которое убивало лучше избытка углекислоты в воздухе.

– Мы не можем…

– Мы можем, – попытался успокоить ее Захар и понял, что ошибся.

В ушах зашумело, перед глазами заплясали темные пятна. Руки сами собой начали скрести по постели, стараясь натянуть на себя одеяло, на котором сидела Герти. Воздух, казалось, стал густым и раскаленным, очень хотелось вдохнуть полной грудью, но не получалось – легкие сжимались и разжимались без толку, словно кислорода здесь больше нет.

На самом деле проблемы с дыханием были сущим пустяком в сравнении с давящим, уничтожающим Взглядом, который снова рассматривал что-то внутри головы.

Что же делать?! Захар осознавал, что организм, не понимающий происходящего с ним, не желает работать, как полагается. Если Взгляд собирается продолжать смотрины долго, Захару не выжить. Позвать Граца с его магнитным стимулятором? Получится ли? Может, Герти догадается позвать врача?