Ольга Дзюба - Черный Оборотень и другие ужасные истории [сборник litres]

Мама вздрогнула и отодвинулась от него:

– Нет, пока не надо!

– Ну, конечно, пока не надо, – согласился он. – Но может быть, попозже?

– А если он меня разлюбит? – беспомощно спросила мама.

– С чего это?

– Ну, я же не родная…

– Глупенькая ты у меня, – папа нежно ее обнял. – Ты самая лучшая. И когда он будет старше, то это поймет. И не испугается. А пока постараемся сами его не испугать. Завтра не дави на него. Пусть все будет как всегда.

– Я не смогу, – призналась мама, подняв на папу глаза.

– Сможешь! – уверенно сказал он. – Он парень хороший, вон как старается сейчас – собаку хочет. Давай купим ему собаку! К тому же у него возраст переходный наступает, мы еще всяких вопросов наслушаемся. Так что не переживай сильно пока. Поводов еще много будет, – улыбнулся папа. – Давай чаю попьем и спать ляжем.

Мама кивнула, встала. Папа обнял ее за плечи и пошел за ней на кухню. Он прошел совсем рядом со мной, чуть не наступив мне на ногу. Но я даже не обрадовался, что они меня не заметили. Не мог. Слишком все было жутко. Это была уже не просто игра в смешные заклинания. Мои родители – мои настоящие родители! – погибли, когда я был совсем маленьким. Таким маленьким, что и не помнил этого. Моя мама была сестрой моей настоящей маме. Но не родной, а сводной. А что такое – сводная сестра?

Я развернулся и пошел в свою комнату, даже не сообразив, что надо стараться быть невидимым. Но родители меня и так не заметили. Они сидели на кухне и молча смотрели в окно. В чашке у мамы остывал нетронутый чай. Мне хотелось плакать.

Почему?! Почему жизнь так устроена?!

Еще недавно я ни о чем таком не думал, жил себе и жил, ходил в школу, играл с друзьями. А теперь… Теперь у меня все изменилось, и я даже не знаю, хорошо ли это. Слишком много страшных тайн навалилось на меня.

Ложась спать, я ни с того ни с сего подумал, что зато теперь у меня есть еще один друг. Девчонка со смешным именем Виола. Как сыр.

И уснул, будто провалился в яму.

– Соня, вставай! В школу опоздаешь, – разбудил меня мамин голос.

Я еще не совсем проснулся и замычал.

– Вставай, вставай! – смеялась она. – На завтрак сырники. Со сметаной.

– Сейчас, – пообещал я, повернулся на другой бок и решил вздремнуть еще немного. Но сон уже пропал куда-то, и я вспомнил все, что слышал и видел прошлой ночью.

– Нет! Не может быть!! – в отчаянии крикнул я.

– Что? Что случилось?! – папа выскочил из ванной весь в мыльной пене. Он брился.

– А… это я… – замялся я, не зная, что сказать. Не мог же я признаться, что ночью подслушал их разговор! – Вспомнил, что у нас контрольная сегодня, – выкрутился я.

– Ты не кричи так сильно, – посоветовал папа, возвращаясь в ванную. – А то с тобой с ума сойдешь.

«Это точно, – подумал я. – Еще как сойдешь. Знали бы вы, что со мной происходит!»

Но об этом я не мог им рассказать.

Я прислушался к звукам из кухни: весело шумел чайник, звенели ложки – это мама накрывала на стол.

Просто ноги туда не шли. Я не знал, что говорить, как себя вести. Для меня изменился весь мир, а они об этом не знали. И я боялся сказать им об этом, и боялся, что не смогу притворяться, как будто все по-прежнему. Я не умел врать маме.

– Женя, ну что же ты, иди скорей! – это она меня звала с кухни. Я встал, оделся и пошел умываться.

Плескался долго. Но в конце концов пришлось идти. У меня просто не было выбора. Если я не пойду завтракать, то мама забеспокоится и решит, что я заболел. Или поймет, что я все знаю, и опять будет плакать. У меня защипало в глазах, и я плеснул в лицо холодной воды. Потом решительно вышел из ванной и отправился на кухню.

– Мам, а можно чаю? Сладкого? – спросил я.

– Я тебе уже налила, садись, – мама подвинула мне чашку.

Я ел, а она смотрела на меня, когда думала, что я не вижу. А я все видел, и мне было неловко от этого. Поэтому быстро допил чай и встал:

– Мне сегодня надо чуть пораньше в школу. Ребята собираются решать, что к Восьмому марта девчонкам подарить.

– Так праздник еще не скоро! – удивилась мама.

– Ну, надо же заранее подумать. А то получится ерунда!

Так что я быстро собрался и вышел из дома. На улице остановился. В школу идти было слишком рано: еще только половина восьмого. И конечно, там меня никто не ждал – про Восьмое марта я на ходу придумал. Но и торчать около дома нельзя. Сейчас папа пойдет на работу, увидит меня и спросит, что я тут делаю.

Поэтому я медленно побрел по направлению к школе, пытаясь решить, куда же мне сейчас деться. И сообразил – к Сережке! Я повеселел и побежал к нему домой.

Сережка еще только завтракал. Он открыл мне дверь с набитым ртом и просто обалдел:

– Ы ео? – промычал он.

Я догадался, что это значит: «Ты чего?» И ответил:

– Дело есть.

– Ага, – кивнул Сережка, оглянулся на маму, которая выглянула из кухни, прожевал и сказал: – Я щас. Только тетрадки соберу.

Он кинулся в комнату и через минуту выскочил оттуда с рюкзаком, надевая куртку на ходу.

– Сережа, ты куда? – удивилась мама, но он уже открывал дверь.

– Нам в школу надо! – крикнул он ей, и мы помчались вниз по лестнице.

На улице Сережка поймал меня за рукав и потребовал:

– Давай выкладывай, в чем дело!

Я оглянулся по сторонам – народа не очень много, но все-таки люди есть. Кто на работу идет, кто еще куда. А мои новости не для чужих ушей. Надо найти такое место, где нас не могли бы подслушать.

И тут я сообразил: рядом со школой находился детский садик. С утра все тащили своих детей туда, малыши орали и упирались, а родители жутко торопились и сердились. Поэтому лучше места не найти. Никто на нас даже внимания обращать не будет.

Мы прошли через большие ворота на территорию садика, потом сразу направились к одной из террас и уселись на скамейку.

– Ну, – нетерпеливо сказал Сережка, посмотрев на часы. – Давай скорей, а то уже восемь, а первым уроком, между прочим, математика.

Да, опаздывать не стоило. И я выпалил:

– Я – Волк.

– А я – заяц! – ответил Сережка фразой из мультика «Ну, погоди!».

– Нет, я серьезно! Я – Волк, – упавшим голосом сказал я. Так и знал, что он не поверит!

Но он вдруг посмотрел на меня внимательно, потом отвернулся, почесал в затылке. Нахмурился, поджал под скамейку ноги, побарабанил по ней пальцами и снова повернулся ко мне. Он был очень серьезен.

– Если не шутишь, – предупредил он, – рассказывай.

– Я не шучу! – горячо воскликнул я. – Мне вообще не до шуток. Все началось…

И тут я осекся. Одно дело – моя тайна. Но получается, что, рассказывая о себе, я должен был упомянуть и про Витю. А я не знал, можно ли мне про него кому-нибудь говорить. Даже Сережке. Но как рассказать про себя, не упомянув о нем, я тоже не знал.

– Ну, чего замолчал? – нетерпеливо сказал Сережка. – Время-то идет.