Александр Матюхин - Самая страшная книга 2022 [сборник litres]

На следующий день выспавшегося Назара снова ждал тот же стол, полная тарелка гороховой каши с тушеной требухой и добрая бутылка вина. Хозяин, успевший заложить за воротник, уселся напротив и принялся расспрашивать о сражениях. Очень уж его интересовало, как француз бьется, страшится ли смерти и легко ли обращается в бегство.

Назар рассказывал щедро и размашисто, столь же лихо налегал на кашу, наливал чарку за чаркой, но не смотрел по сторонам и не чувствовал на себе недобрых взглядов, которых становилось все больше. Даже когда один из постояльцев, улучив момент, принялся шептать что-то хозяину на ухо, Назар не встревожился. Небо за окном было слишком синим, а вино в брюхе слишком крепким, чтобы переживать из-за пустяков.

Хозяин же, выслушав постояльца, взглянул на пол и поменялся в лице. Кустистые его брови поползли вверх, челюсть отвисла. Он вскочил, едва не опрокинув лавку, отступил на шаг и принялся истово креститься. Только тут Назар сообразил, на что именно уставился собеседник. Опустив глаза, увидал четкую тень от стола на серых досках пола и столь же четкую тень от столба, поддерживающего потолочные балки, у которого сидел, – а своей тени не увидал. Ни намека. Ни пятнышка.

– Не боись, – сказал Назар, утирая губы рукавом. – Ничего страшного. Лекарь божился, что это не заразно…

– Колдун! – воскликнул хозяин и с размаху хватил кулачищем по столу, так, что посуда полетела на пол. – А ну, прочь из моего дома!

– Постой, – попытался утихомирить его Назар и для убедительности перекрестился на иконы в красном углу. – Видишь? Я ж ничем не отличаюсь от тебя.

– Вон, паскуда! – Хозяин выхватил из-за голенища нож. – Не то порежу.

– Диавол, – сказал кто-то сбоку. – Сатанинский вымесок. Небось, из Морошья вылез? Совсем там оголодали?

– Да брось! – возразили с другой стороны. – В Морошье эдаких отродясь не бывало. Наверное, французы его на нашу землю притащили, с собой привезли, чтоб ворожил. А как обосрались и драпанули, так и бросили.

– Оставили намеренно, – вмешался другой знаток. – Чтоб посевы портил. И людей с панталыку сбивал. Видали, как он давеча хозяина охомутал?

– Никого я не… – начал Назар, но тут хозяин махнул в его сторону ножом. Неуклюже махнул, неумело. Назар, хоть и не был никогда хорош в рукопашной, сейчас мог бы безо всякого труда этот нож выхватить, а на руке, его державшей, сломать пару-другую пальцев. Но с обеих сторон надвигались, глядя исподлобья, постояльцы. Один закатывал рукава, другой вытаскивал из-под лавки дорожный посох, третий взвешивал в ладонях кочергу. И Назар, отшатнувшись от ножа, стал пятиться к двери.

– Тише, православные, – говорил он, глядя в угрюмые лица, темные от загара и въевшейся грязи. – Не берите греха на душу. Ухожу я уже. Ухожу.

Только на крыльце Назар сообразил, что забыл внутри кивер и вещмешок. Хорошо хоть жалованье осталось в особом кармане, подшитом к подкладке шинели. Да и выпитое не позволяло расстраиваться.

– Господь с тобой, хозяин! – крикнул он, чувствуя, как расплывается против своей воли в улыбке. – Сумка и шапка пусть пойдут в уплату за постой и угощение. Будешь гостям рассказывать, что их колдун прохожий потерял!

Дверь захлопнулась. Назар повернулся и побрел прочь, то и дело оглядываясь. Ждал погони. Окрика. Проклятий. Но из постоялого двора так никто и не показался. Наверное, копались в ранце или плевали в жуткий колдовской кивер.

Он шел по дороге несколько часов, до тех пор, пока не выветрился хмель, пока погода не начала портиться и не поднялся настырный всепроникающий ветер. Пришлось свернуть в лес. Здесь было теплее, но явно ненадолго – небо куталось в кудлатые серые тучи. Лишь теперь Назар вдруг понял, что огниво осталось в ранце, вместе с пучком сухой щепы для растопки. Не видать ему костра как своих ушей. А также трубки, второй пары зимних панталон, шерстяных рукавиц и трех с половиной фунтов сухарей – все это сейчас пришлось бы как нельзя кстати. Даже нож, и тот принадлежал нынче корчмарю и его глазастым приятелям.

– Тьфу ты! – В сердцах Назар со всей мочи врезал кулаком по ближайшему дереву, до крови ссадив костяшки пальцев. – Вот нечисть! Чтоб вам этот ранец черти в задницу затолкали на том свете!

Бранясь и грозя обидчикам жуткими карами, он бродил по лесу добрый час, разыскивал подходящее место для привала. В конце концов нашел старую кривую сосну, ствол которой на высоте человеческого роста разделялся на три толстых ветви. Вот в этой-то развилке Назар и устроился как раз в ту минуту, когда начал накрапывать дождик.

Во сне он видел полковника с подсвечником, отплясывающего диковинный танец посреди штабной избы. Вместе с полковником плясали две тени, и одна из них принадлежала Назару. Он хотел вмешаться, забрать свое, но что-то не пускало его к танцующим, что-то крепко держало за ступню. Назар дернул ногой раз, дернул другой – и проснулся. Уже почти стемнело.

Кто-то тряс его за пятку.

– Дяденька, ты живой? – раздался внизу странный писклявый голос. Назар, кряхтя и растирая глаза липкими от смолы пальцами, сел, зевнул и, не озираясь по сторонам, спрыгнул наземь. Перед ним стояла, согнувшись едва ли не вдвое, старушка в ветхом рубище, с пустым лукошком в руках. Холодный ветер теребил длинную седую прядь, выбившуюся из-под платка. Морщинистое лицо было цвета сосновой коры, острый нос почти касался подбородка. Мутные глаза смотрели мимо собеседника.

– Живой! – пропищала старуха. – Слава богу, живой! Уж было подумала, покойник висит…

– Типун тебе на язык, – добродушно отмахнулся Назар и, зевнув, перекрестил рот. – Чего тут делаешь, бабушка?

– Тебя искала. Пойдем.

– Меня? – Он напрягся, вспомнив утренние неприятности на постоялом дворе. Может, бабка приходилась родственницей кому-то из постояльцев или самому хозяину? Может, те, проспавшись, решили извиниться перед гостем, вернуть оставленные вещи?

– Разумеется! – Старуха пищала явно намеренно, при этом еще растягивая губы во всю ширь и оголяя гладкие сизые десны. – Грибочки собирала да по сторонам посматривала: не завалялся ли где добрый молодец, не притаился ли в зарослях женишок. Пойдем, с тятькой, с мамкой познакомлю…

– Какой я тебе женишок?! – Назар окончательно понял, что старуха выжила из ума. И как только она одна оказалась посреди леса? – Спутала с кем-то, бабусь.

– Да такого разве спутаешь? Вон экий красавец! Не стой столбом, идти надо. До Морошья неблизко, пироги остыть успеют.

Назар растерянно огляделся. Старуха, конечно, была безумна, но где-то она должна жить. Не на полянке же под корягой, верно? Ведь кто-то штопает ее расползающиеся лохмотья, кто-то разводит огонь, чтобы греть ее хрупкие косточки, кто-то кормит ее нормальной едой, чтобы у старой перечницы хватало сил скакать по чащобам. Может, упомянутые пироги действительно существуют и лежат сейчас, стынут, только что вынутые из печи и завернутые в полотенце? Да и какая, к черту, разница, в какую сторону идти?