Алина Реник - В лабиринтах вечности

Как часто мы получаем некую информацию, которая кажется нам ненужной, она балластом падает в глубины нашего сознания и находится там до срока, а потом вдруг мы находим ее, как сокровище!

— Помнишь, профессор еще рассказывал нам, как Генрих Шлиман при раскопках Трои нашел какую-то вазу с монетками из Атлантиды, а потом такие же монетки находили и в Америке…

— Нет! Стоп! Это все как-то не вяжется…

— Почему? Генрих Шлиман еще оставил завещание тому, кто посвятит жизнь поискам Атлантиды. Вспомни, внук Шлимана, Пауль Шлиман проводил какие-то изыскания…, что-то вроде как находил…

— И где же его открытия?

— Не знаю! Началась первая мировая война, и он погиб где-то при загадочных обстоятельствах.

— Здесь ты не права, его судили за шпионаж…

— Нет! Нет, я не верю, — запротестовала Настя. — Не верю, чтобы учёный — человек мира, — мог быть шпионом! Это всё оговор. Его убрали. Возможно, он очень близко подошел к разгадке какой-то тайны! — договаривала Настя уже шепотом, внутри опять проявилось это ощущение двойственности себя, пробежал легкий холодок, и она одними губами прошептала. — Тайны! Понимаешь? Шлиман кому-то мешал!

— Кому?! — издевательски пролепетала Аня. Она давно устала. Спор о моде, о блузочках, юбочках… — это, да, можно спорить хоть до утра, и ей не было бы равных. А спорить о какой-то мифической Атлантиде — это же так глупо! Ее она волновала постольку-поскольку… и к темам их диссертаций Атлантида не имела никакого отношения! Если только фараон Эхнатон не был ставленником атлантов, или Рамсес был сыном кого-то из атлантов! И Аня улыбнулась подобному вздору. Бред! Правду говорят, с кем поведёшься — от того и наберёшься. Теперь и ей предстоит искать, то, чего нет и никогда не было, и засорять себе мозги всякой чушью, как Настя. Нет, стоп!

— Настя, хватит! Ты-то к этой тайне каким боком? Тебе это зачем? Давай-ка, дорогая, лучше спать, а завтра встанем рано, пока солнце не так палит, пойдем, погуляем по городу, или на пирамиды съездим, или в твой драгоценный музей, обойдёшь весь, окунешься в столь сладостный для тебя мир, что-то новенькое для себя найдёшь. А сейчас спать. Я устала.

— Уже…

— Что уже?

— Уже обошла. Весь!

— …М-м-м, — Аня скривилась, — поэтому и вернулась, словно тебя с креста сняли? К мумиям заходила?

— Да. Жалко их! Лежат там такие сухонькие, несчастные… — помолчав, добавила, — а ещё там есть удивительный диск, словно он…

Аня вскрикнула:

— Настя! Хватит! Не могу больше! Давай спать!

— Хорошо, — Настя нехотя согласилась, хотя ей так хотелось говорить и говорить, и казалось, что вот сейчас они смогут если не понять, то хотя бы приблизиться к великим тайнам и тех же атлантов, и всех канувших в Лету цивилизаций.

Она тяжело вздохнула — сейчас ей не уснуть — это точно.

— Ань, ты спи, я подышу воздухом…

Настя вышла на лоджию.

Непривычно тихо… Уснувший город, отражаясь огнями, тонул в темных водах вечного Нила…

— Аня, ты только посмотри, какие звезды! Луна, как золотое блюдо! — звонко произнесла она, удивляясь вибрации собственного голоса, и, боясь причинить вред ей, огромной луне и этим звездам, мерцающим так близко, что, казалось, чуть привстань на носочки, протяни руку — они сами упадут на ладонь.

Она протянула руки к ним, к звёздам и…

И её взгляд скользнул по стене соседнего номера, — лишь небольшие кованые перила отделяли её от него, — а на стене темный силуэт. И глаза! Вернее сказать, не глаза, а их белки, — не будь в них отражения мерцающего света звёзд, она бы не заметила…. От неожиданности Настя вздрогнула. Человек поклонился ей и по стеночке, по стеночке скользнул в темноту номера…

…Через секунду ей казалось, что все — видение, сон, и она не может даже его описать, но цепкий пристальный взгляд, это сверлящее любопытство, что осталось неудовлетворенным, и какая-то ядовитость во взгляде обожгли ее ужасом…

За какие-то секунды иногда происходит столько! В эти самые всполохи времени — секунды — умещается и целая жизнь, и восторг, и радость, и смертельный ужас, и осознание, что этот человек здесь не просто так: он что — то высматривает, вынюхивает, замышляет…

Настя бросилась обратно в комнату, запуталась в шторах, судорожно рванула пыльную ткань, оборвала её, ещё больше запуталась ногами, споткнулась и уже, падая, истерически закричала:

— Аня! Аня, там человек!

Аня оглянулась скорее на грохот, чем на истошный Настин крик.

— И…? — потянула она, словно хотела сказать, ну, и что дальше?

Она не удивилась. Падать для Насти — обычное дело. Как и на горной тропке в миллиметре проходить от кобры, и пугаться только после того, как хвост змеи скрывался в расщелине под камнями. Поэтому Аня спокойно сказала, — не кричи! Перебудишь весь отель.

— Аня, там человек! — поднимаясь и убирая с лица выбившиеся волосы, выпалила Настя. — Как ты не понимаешь, там человек!

— Ну и что? Ты же в отеле не одна. Он вышел подышать и полюбоваться ночным Каиром. Что такого-то?

— Он не вышел! Он там был! — немного уняв пыл, продолжала ожесточенно доказывать свое, и ей было ужасно обидно, что подруга так спокойна, когда ей так страшно!

— Он уже там стоял и подслушивал, понимаешь, подслушивал нас!

— Зачем? — недоуменно подняла брови Аня. — Что он мог интересного услышать? — а вспомнив, что они в Каире, добавила, — Настя, он ничего не понял, даже если и внимательно слушал! Он — араб! — и ядовито добавила, — Тебе что жалко? Пусть слушает мелодичность твоей речи! Соловушка ты моя!

Настя на минуточку задумалась, в самом деле, что мог понять араб, зачем ему подслушивать? Нет, что-то я совсем расклеилась.

Она уже было успокоилась, но, вспомнив глаза с жуткими холодными искорками, ее вновь охватил ужас.

— Аня, я не знаю, но всё это странно! Он поклонился мне! Зачем?

— И? — раздраженно попыталась оборвать её Аня.

— …Он так это проделал, как, если бы мы с ним знакомы… (Аня тяжело вздохнула). Знаешь, мне кажется, я уже видела подобные глаза сегодня, но где? В аэропорту? Нет! В музее — нет… Водитель машины, что неслась на меня…, вроде, похож, но тоже нет! — Настя судорожно перебирала всех, кого видела за сегодняшний такой долгий день, — цепкие холодные глаза…, где же я их видела?

— Настя, хватит! Утро вечера мудренее. Завтра тебя осенит, и ты вспомнишь, где видела эти страшные глаза! Или просто поймешь, что он просто подсматривал за такой вот красоткой, — съехидничала Анна. Вид у Насти сейчас был, как у сумасшедшей — волосы растрепались, взгляд безумной, — Ложись! Спи!

Настя только представила, что ей засыпать одной, умоляюще сложила руки, еле сдерживая слезы:

— Анечка, миленькая, я боюсь спать одна! Давай, как в детдоме вместе, а? Пожалуйста! Аня!