Клайв Баркер - Сияние во тьме [сборник litres]

Сколько людей здесь живет – десять, двенадцать миллионов? Роман о Холокосте представляет, как их места занимают мертвые, как жилые и офисные здания набиты ими, лифты безнадежно пытаются закрыть двери.

Это профессиональный риск, думает он, или просто такова его жизнь и то, что ему повезло (не повезло) остаться в живых? Он здесь, Роман о Холокосте, и вот-вот засветится на все Штаты, и ему следует быть мудрым. Ответственность просто немыслимая. Что ему сказать этим людям?

Они захотят обсудить фильм, доволен ли он режиссером (нет) или сценарием – одеялом из простецких клише. Они спросят, соответствует ли фильм книге. По контракту он волен говорить, что думает, но его агент советовал либо говорить хорошее, либо вежливо уклоняться, переводить вопрос на следующий абстрактный уровень – о литературе против популярного искусства.

В фильме по Роману о Холокосте есть любовные сцены на нарах. Франц Игнац и Давид – подростки, и оба влюблены в одну девочку, которая в книге упоминается всего дважды. Всех нацистов будут играть британские актеры, а мальчиков – две американские телезвезды. Режиссер решил, что действие должно происходить летом, для усиления контраста – с пением птиц и солнцем, проглядывающим сквозь деревья. Он хочет использовать клезмерскую музыку [24] Традиционная музыка восточноевропейских евреев. для деревенских сцен и угрюмую симфоническую – для лагеря. («Может быть, Мендельсон подойдет?» – хотел спросить Роман о Холокосте.) Все это режиссер написал в длинном, внезапном письме спустя месяц после того, как был подписан контракт. Роман о Холокосте с тех пор ничего о нем не слышал – только невнятные новости от агента.

– Подпишете мне экземпляр? – спрашивает его сопровождающая, и он непроизвольно берет у нее книгу, находит титульную страницу и подчеркивает свое имя. Для этого он здесь и находится.

– Спасибо, – говорит она. – Я еще не успела прочитать, но выглядит все очень интересно. Мне очень понравился «Выбор Софи» [25].

– Я не читал, – отвечает он, возвращая ей книгу, но она тут же пользуется преимуществом и говорит, что ему стоит посмотреть фильм, что Мерил Стрип в нем очень хороша.

Они уже на Манхэттене, машины плетутся от светофора к светофору, тротуары забиты людьми. Все мертвы, думает он, воображая, как все падают, как обмякшие тела лежат на рулях. Может, тогда они поймут.

Вот что он им скажет! Представьте, что все в городе мертвы – швейцары, дамочки, выгуливающие собак, велокурьеры.

Каким приятным он окажется гостем.

По пути в студию на Среднем Манхэттене они проезжают сотню кофеен. На одном углу мужчина ел какой-то сэндвич, и Роман о Холокосте едва сдержался, чтобы не выскочить из машины, не выхватить у него еду и не запихать себе в рот жирными пальцами.

– Мы можем остановиться и купить еды? – спрашивает он, но времени уже не остается.

– Там будет блюдо с чем-нибудь в комнате отдыха, – заверяет она его, и так и оказывается: поднос с ненарезанными рогаликами и пакетиками сливочного сыра. Кофе, на вкус напоминающий лак. Кто-то из шоу берет его за руку и отводит в гримерную, где он садится в кресло перед зеркалом. Женщина, которая им занимается, ничего не говорит; она занята беседой с другой женщиной о своем рабочем расписании, о том, как ей хочется с кем-нибудь поменяться. Роман о Холокосте сидит в накидке, защищающей его костюм, смотрит на напудренную, нарумяненную старую шлюху в зеркале. Все это было так давно, думает он, но это не то, о чем они хотят услышать. И честно говоря, это неправда, совсем неправда.

Они спросят его об исследовании, о разваливающихся архивах и копиях пленок, которые он разбирал, о тысячах фотографий в Британском музее, и все это – сменяя изображения, будто в слайд-шоу с закадровым голосом. В Романе о Холокосте Франц Игнац пытается выяснить, что случилось со всеми людьми в его доме. С помощью Давида и капо [26] Заключенный в концлагере, сотрудничающий с администрацией. он находит их следы и вскоре, обменявшись услугами и расплатившись с нужными людьми, они воссоединяются – переселяются в одни бараки и снова создают общину. Они делают вид, будто до сих пор живут в Гданьске. Лагерь и все происходящее позволяют им в это поверить, в своего рода массовую галлюцинацию, которая помогает сохранить их семью нетронутой.

Конечно, последними, кого находит Франц Игнац, оказываются его родные мать и отец, голодающие и обреченные трудиться в рабочей команде. Как только они перестанут приносить пользу, их убьют, поэтому Францу Игнацу нужно придумать, как протащить им еду.

Был ли у Романа о Холокосте вообще шанс помочь родителям? Предпочел бы он умереть с ними? Это старые вопросы, на которые, возможно, должна была ответить книга. Но она, конечно, ответить не могла. Это же всего лишь книга.

– Вы готовы, – говорит женщина, снимая с него накидку, и его ведут обратно в комнату отдыха, где какой-то спортсмен и его сопровождающая заняли место Романа о Холокосте на диване.

– Две минуты, – говорит мужчина с наушниками сопровождающей, и она спрашивает разрешения, прежде чем поправить ему галстук и отряхнуть плечи пиджака.

– Выглядите превосходно, – говорит она, будто это какая-то понятная им обоим шутка.

Мужчина с наушниками проводит их по коридору, осторожно впускает в яркую студию, тихонько прикрывает за ними дверь. Площадка оказывается меньше, чем ожидал Роман о Холокосте, и она приподнята, как платформа на параде. Под лампами сидит другая гостья – блондинка, выше его ростом, одетая таким образом, чтобы показать сильные руки и внушительную грудь, – кинозвезда. Он жалеет, что не знает, кто это.

В реальной жизни Роман о Холокосте никогда не искал своих родителей. И не находил никого из своей деревни. Они были мертвы, все так считали, и, хотя несколько месяцев он не верил в это, ему пришлось принять эту истину. Ни удивительных побегов, ни легких чудес здесь быть не могло. Ничего смешного, ничего вдохновляющего, никаких метафор с тайными операциями. Он не прятал драгоценностей, чтобы что-то за них выторговать, и не делился едой с больными детьми, а когда они оказались на свободе, не желал ничего из этого вспоминать.

Он и сейчас не желает, но на данный момент выбора у него нет. Они готовы к нему. Блондинка закончила, и мужчина с наушником ведет его к креслу, где она сидела, все еще теплому после нее. Звуковик протягивает провод ему под рубашку, тот холодит кожу, а ведущая благодарит его за то, что пришел на шоу. На ней столько косметики, что ее лицо буквально разделено на зоны по оттенкам – оживший Мондриан [27] Пит Мондриан (1911–1944) – нидерландский художник, один из основоположников абстракционизма. .