Дин Кунц - Мистериум [litres]

Он почти бежит в ванную, где свет ярче. У него карие глаза, каштановые волосы, никакой бороды. Другие его бы и не узнали, но он-то себя знает. Взгляд его грязновато-карих глаз не идет ни в какое сравнение с прежним – буравящим, серо-стальным. Один этот взгляд приводил в трепет руководителей младшего звена. Во всем остальном он выглядит вполне нормально.

Но его ощущения далеки от нормальных. Его лицо жесткое, как маска. Он двигает лицевыми мышцами: зевает, выпячивает губы, гримасничает. Кончиками пальцев он массирует подбородок, щеки и лоб, щиплет себя за нос, оттягивает губы, ища… изменения. Наконец он решает, что жесткость лица – всего лишь следствие его беспокойства. И его тело напряжено из-за предчувствия опасности.

Джейсон Букмен изменил жизнь Ли, что привело его к нынешним катастрофическим обстоятельствам. Но втягивание его в орбиту Перселла было не самым худшим поступком Джейсона. Хуже, что Джейсон женился на Меган.

Ли смотрит на себя в зеркале ванной, и его вдруг озаряет. Джейсон был настолько дальновидным, настолько понимающим риск, которым в конечном итоге обернется работа у такого самовлюбленного, одержимого властью типа, как Дориан Перселл, что намеренно привел Ли в империю Перселла. Генеральный директор? Козел отпущения, мальчик для битья – вот кем на самом деле стал Ли Шекет. Ему досталась роль, которую в противном случае пришлось бы играть Джейсону. Почему он этого не понял еще тогда? Был ли Джейсон нечестен с ним? Выглядел ли одержимым? Нет и еще раз нет. Все, что прежде казалось дружеским участием, вдруг предстало как хитроумный маневр, достойный Макиавелли. Мало того, что Джейсон увел у Ли Меган – он выстроил хитроумную схему. Если у «Рефайн» возникнут проблемы, все шишки посыплются на Ли.

Ли помнит тепло поцелуя Меган. Меган Грассли. Теперь она Меган Букмен. Почти четырнадцать лет назад они встречались два или три месяца. И за все это время он не получил от нее ничего больше, чем поцелуй. Он привык к покладистым девушкам, а она настаивала на обязательствах, прежде чем согласиться на секс. Он решил ее проучить, завязав интрижку с горячей цыпочкой по имени Кларисса. Пусть Меган усвоит, что удовлетворение потребностей мужчины – лучший способ добиться от него серьезности намерений. Прошел месяц. С Меган стал встречаться Джейсон, и через какое-то время они поженились. В то время Ли не винил Джейсона в «браконьерстве» Он был великодушным. Он пожелал новобрачным счастья, а сам подумал: друг еще не раз пожалеет, что связал жизнь с такой фригидной сукой.

Однако жизнь Меган и Джейсона пошла совсем не так, как думалось Ли. Они были по-настоящему счастливы. С каждым годом Меган становилась все горячее, гораздо горячее Клариссы. Хорошо. Никаких проблем. Ли не хотел ее. Она не была для него достаточно быстрой. Образно говоря, она была «хондой», тогда как ему требовалась женщина-«феррари». У него были варианты получше, нежели Меган. Мир полон хорошеньких женщин, особенно когда твои годовые доходы исчисляются семизначными цифрами и ты накапливаешь акции.

Но сейчас он безработный, одинокий. Вскоре его будут разыскивать как беглого преступника.

Будь он с Меган потерпеливее, возможно, она ему бы и отдалась. Они могли пожениться, и все пошло бы совсем не так, как в его нынешнем положении, когда стремительная карьера окончилась катастрофой.

Ли вдруг вспоминает, когда он был счастливее всего и когда его будущее казалось наиболее обещающим. Это было, когда он встречался с Меган.

Рассматривая свои глаза в зеркале, он понимает, что с его лицом все в порядке. Проблема, если ее можно назвать проблемой, существует за пределами его лица. Что-то происходит с его рассудком. Лихорадка в мозгу. Будь у него термометр, температура оказалась бы нормальной, ровно 96,8 [3] 37 °C. . Однако его мозг охвачен лихорадкой возбуждения. Возбуждение, брожение, беспокойство. Это совсем не обязательно плохо. Да, он воодушевлен, наэлектризован, гальванизирован.

Ли знает, чтó нужно делать. Он не может вернуться на четырнадцать лет назад и жениться на Меган. Но он может поехать к ней в Калифорнию, где она теперь живет. Она вдова. Вот уже три года как вдова. Сейчас она будет сговорчивее, чем в юности, будет готова к новой жизни, к правильной жизни, которая у них сложилась бы, если бы тогда не вмешался Джейсон Букмен. Ли увезет ее в Коста-Рику. Мальчишку тоже, если она действительно хочет возиться с умственно отсталым немым отпрыском. Горячая Меган и жаркая Коста-Рика. Такая перспектива стимулирует Ли, зажигает его. Он снова будет счастлив, его ждет прекрасное, многообещающее будущее.

Отражение в зеркале ванной говорит ему, что это больше не его отражение, а нечто, скорее похожее на Джейсона Букмена, браконьера-макиавелли и предателя друзей. «Ты заразился, – заявляет Джейсон. – Они так и кишат внутри тебя. С твоим мозгом творится что-то не то».

– Врешь, – отвечает ему Ли. – Ты просто не хочешь, чтобы я залез к ней в трусики.

Он хватает бутылку пряного рома и швыряет в зеркало.

Бутылка разбивается и разбивает зеркало, мгновенно обезглавливая и расчленяя Джейсона Букмена. Из рамы торчат стеклянные кинжалы, клинки, стилеты и кривые сабли. Осколки сыплются в раковину и на окаймление, отделанное под мрамор. Падая, осколки звенят, как серебряные колокола в какой-нибудь сказочной демонической церкви.

Ли крайне возбужден. До рассвета еще два часа. Он возвращается в комнату и быстро одевается, готовясь к дальней дороге.

В течение нескольких часов Дороти то проваливается в сон, то просыпается. Ее рука остается на спине Киппа – то неподвижная, то ласкающая.

Чувствуя состояние хозяйки, Кипп не позволял себе спать, прося, чтобы судьба подарила ему еще один час общения с ней, потом еще один и еще.

А затем ее не стало.

Кипп почуял, как хозяйка покинула сначала свою плоть, а потом и свою спальню.

Он плакал так, как только и могут плакать собаки: не проронив ни слезинки, а лишь тоненько и жалобно поскуливая.

Роза, вся в слезах, ибо она любила Дороти, сказала:

– Кипп, дорогой, прошу тебя, не надо. Мое сердце и так разбито, а от твоего плача оно разбивается еще сильнее.

Однако Кипп еще долго не мог успокоиться, поскольку Дороти ушла туда, куда он не мог последовать за ней.

Он не только остался совсем один. Он превратился в половину того, кем был.

Вуди всегда хватало пяти часов сна. Возможно, в раннем детстве, когда он был толстощеким младенцем, он спал дольше, однако при своей исключительной памяти он не помнил ничего из своего младенчества, кроме игрушек, подвешенных над его колыбелью, – разноцветных птиц из люцита [4]: кораллово-розовых, желтых, сапфирово-синих. Они безостановочно кружились, отбрасывая яркие призматические отблески на стены. Возможно, из-за этих птиц ему иногда снилось, что он летает. Столпы медицины единодушно утверждали: каждый человек нуждается в восьмичасовом сне. Менее продолжительный сон, по их мнению, делал людей невнимательными, а их мысли – хаотичными. Большинство бродяг, воров и серийных убийц стали таковыми от недостатка сна. Теория теорией, однако в случае Вуди, если он залеживался в постели дольше обычного, у него нарушалась ясность мыслей и потом он долго не мог сосредоточиться. Без десяти четыре его веки открылись с почти слышимым щелчком, и он проснулся без каких-либо шансов уснуть снова.