Олег Рой - Порог

Взгляд демона был беспощаден. Его острые зрачки, подобно крючьям древнеегипетского жреца, что готовит фараона к погребению, погрузились в глаза Жан-Жака и, казалось, потащили наружу все его внутренности. Бизанкура затрясло.

— А чего мы такие кислые? — недовольно заметила Белла. — Я тебе сейчас на каждого сопляка досье выдам. В какой стране, кто родители, чем занимаются. Только обстряпывать все это в подробностях будешь сам. И так уже разжевали все, в рот положили, только глотай. Вот тебе флешка, там вся информация. В каждой из стран, где тебе надлежит расправиться с нашими врагами, у тебя будет один из семерых твоих покровителей. Каждый из них тебе дарил памятный подарок. Верни их все. Будет повод напомнить о себе… Мне ты мой, считай, вернул.

Жан-Жак непонимающе взглянул на демона, пытаясь вспомнить дар Бельфегора.

— Твоим подарочком была я, — усмехнулся демон. — Помнишь, малыш?

Белла неожиданным движением прильнула к нему, приникла к губам, и сознание его на несколько минут затуманилось. Перед ним был не роскошный гостиничный номер, а довольно странное помещение, словно из исторического фильма…

В теплой и душной комнате пахло чем-то кислым, и вокруг все было странно знакомым.

Воздух перед его глазами дрожал, заставляя предметы двоиться — так бывает, когда очень жарко. И память его двоилась — на мгновение показалось, что все это он видел буквально несколько минут назад. Но ведь он не мог этого видеть. Или мог?..

За узкими стрельчатыми окнами громыхала гроза и завывал ветер, швыряя по темному ночному небу рваные клочья туч.

У камина, в большом плетеном кресле, дремала, похрапывая, полная женщина в белом чепце и длинной темной юбке. Белая рубашка ее была распахнута, и левая грудь с выступающим рисунком голубых вен оказалась почти обнаженной. Руки ее были сложены таким образом, будто держали ребенка. Кормилица?.. Похоже на то. Только ребенка никакого не было.

Рядом, в другом кресле, основательном, из темного дерева, с подлокотниками, обтянутыми вишневым бархатом, спал молодой мужчина с крайне измученным лицом и абсолютно седыми волосами. Это был… его отец. Такой, каким память запечатлела его в детстве. Кормилицу он не помнил.

Бизанкур не чувствовал своего привычного тела, он словно парил в воздухе и озирал комнату из своей взрослой оболочки. Было необыкновенно легко и хотелось смеяться.

Вглядевшись в жерло камина, Жан-Жак заметил в нем некое шевеление. Вначале он подумал, что его обманывает игра теней, но нет — в камине, средь углей действительно таилось что-то постороннее. И вот, подобно пылающему языку, в комнату выхлестнулась яркая искрящаяся лента. По ней, точно с горки, скатилось нечто; достигло пола и начало расти, пока язык пламени возвращался обратно в камин.

Демон, явившийся глазам Бизанкура, был чудовищен. Он видел его в келье Фернана Пико после обряда вызова. Оказывается, тогда это было не впервые…

Поросший мохнатой бородой, казалось, до самых пят, он держал в руке огромный молот, который вертел сейчас в пальцах, словно легкую тростинку. Лицо его украшал огромный хобот. Хобот этот взметнулся вверх слепой, но чуткой змеей, пошарил в воздухе и потянулся в направлении Жан-Жака-ребенка, который парил в воздухе, ожидая своих ужасных гостей: семь смертных грехов в гости к седьмому отпрыску рода Бизанкур.

Сверкая невероятно страшными, навыкате, глазами из-под насупленных косматых бровей, Бельфегор проковылял к креслу, где продолжала спать праведным сном кормилица, и с каждым шагом очертания его отвратительной фигуры менялись.

По мере приближения к креслу монстр превращался в полностью обнаженную женщину потрясающей красоты. Ее темные блестящие волосы ниспадали на полную грудь кудрявыми волнами, влажно поблескивал чувственный рот, крутые бедра призывно покачивались.

Продефилировав к креслу с сидящей в нем кормилицей, демоница вольготно расположилась в нем, словно оно было пустым. Кормилице же, по-видимому, было невдомек, что сейчас над ее спящим телом надругаются таким странным образом.

— Видишь, не так уж я и страшен, как малюют меня художники и воображение боязливых прихожан, — усмехнулась малютке дива и поправила локон, чтобы он не закрывал ее роскошную грудь. — Когда ты подрастешь, я предстану перед тобой совсем другой и для другого. И для тебя я Белла, крошка. А теперь к делу. Безусловно, в глазах человека добропорядочного я женщина — ах, позор мне — падшая. Но, позволь спросить, много ли найдется людей истинно добропорядочных, и так ли она нужна, эта ваша хваленая нравственность. По мне, так она граничит с глупостью, недальновидностью и откровенным ханжеством. Особенно, как ни удивительно мне это признавать, среди лиц духовных. Иди к мамочке.

Красавица протянула руки, и Жан-Жак, словно на облачке, мягко спустился из-под потолка прямо к ней. Руки мягко поднесли младенца к обнаженной груди, и тот, приникнув к ней, зачмокал.

— Молодец, малыш, с этим молоком ты впитаешь все, что тебе пригодится в дальнейшем, — заметило адово отродье, и вдруг посмотрело прямо на Жан-Жака-взрослого. Демон словно знал, что эта сцена непременно состоится.

Бизанкур вновь испытал странное раздвоение — мужчина и малыш, находящиеся одновременно в Средневековье и в двадцать первом веке. И следующие слова Бельфегора обращены были к нему взрослому:

— А покуда ты, малыш, трапезничаешь, послушай следующее. Падшие женщины, несомненно, дело стоящее, особенно те, что недурны собой. Но кроме чувственных наслаждений тебе весьма пригодится мое умение разбираться в науках. Особенно в той, которую можно применить на практике. Новые виды уничтожения себе подобных, к примеру… Ты придумаешь много устройств для извлечения криков из человеческих существ. Ими будут пользоваться не один век, и ты будешь их совершенствовать.

Из-под сонно сосущих губ выбивались красные струйки.

«Ведь он… то есть я… высасываю сейчас не молоко! Она кормит меня…» — подумал вдруг Бизанкур-взрослый.

— Вкусна ли тебе кровь человеческая? — ответом на немой вопрос прозвучали страшные слова демона. — Думаю, да. Поэтому вижу, что из тебя будет прок. С рождения будешь ты знать многие языки, а услышав новый, станешь овладевать ими с легкостью необыкновенной. Много еще впереди будет жертв… А пока пора спать. Или не пора? Давай-ка я тебе покажу, как надлежит забавляться перед сном.

Демоница сладко зажмурилась, потянулась, направилась прямо к спящему Ги де Бизанкуру и освободила нижнюю часть его тела от одежды. И плоть того удивительным образом восстала. Вслед за тем произошло то, о чем нельзя рассказывать на исповеди ни духовнику своему, ни самому папе римскому. Демоница Белла с размаху оседлала Ги де Бизанкура, как это делала почившая Анна-Мария в памятную ночь зачатия Жан-Жака во время грозы, и выражение лица спящего изменилось. Сперва казалось, что он видит сладостный сон, а через непродолжительное время черты его исказила гримаса ужаса. Он тихонько и коротко простонал, не просыпаясь, — видимо, это был финал сего более чем странного соития.