Алла Озорнина - Ты – в игре! и другие ужасные истории [сборник litres]

Теперь в глазах слушателей появилось неподдельное любопытство.

– Дело в том, что пока мы несли зеркало, мне так напекло голову, что я почти потерял память. – Чувство дискомфорта усиливалось, в то же время язык, как будто перестав подчиняться хозяину, начал работать в автономном режиме. – То есть кое-что я помню – например, о девочке, о которой я только что рассказывал. Ну, у которой хозяйка вырвала почти все волосы. Нашел о ней информацию в Интернете и запомнил…

– А что такое Интернет? – спросил кто-то.

Юрий Николаевич взглянул в зал и понял, что стало причиной дискомфота: на него в упор, не мигая, круглыми, как у птицы, глазами смотрела женщина в темно-зеленом платье. Упиваясь своей речью, он и не заметил, как она вошла в столовую.

«Кто это? – пронеслось в голове. – Откуда взялась? Почему так смотрит?»

Он начал путаться.

– Ну это… газета такая… Попалась на глаза, пока мы шли…

– В степи попалась? – спросила напугавшая женщина, голос и манера говорить которой напугали его еще больше – они напоминали карканье вороны.

Юрий Николаевич вспомнил, что он здесь вроде начальника и что лучшее средство обороны – наступление, и сказал первое, что взбрело в голову:

– А вот у меня к вам вопрос, голубушка! Хорошо, что вы пришли, и теперь ответьте мне, пожалуйста, что вам мешает продуктивно работать?

И в очередной раз понял, какую сморозил глупость.

Теперь растерялась женщина и покраснела так, что, казалось, светлые кудряшки, спадающие на круглое лицо, тоже стали красными. Какое-то время она молчала, потом вскочила с места и громко закаркала:

– Продуктивно? Это вы мне говорите? А сколько раз я просила вас разобраться с Петькой, чтобы он на ночь вставлял желтые свечи! И что же? Вы разобрались? Нет! Он по-прежнему вставляет белые! И знаете, почему?

– Нет… – растерянно ответил Юрий Николаевич, потому что первый раз в жизни слышал о том, что существуют еще и желтые свечи и что именно их надо вставлять куда-то на ночь вместо белых.

– Вот-вот! А я – знаю! Потому что белые огарыши стоят дороже, чем желтые! Как пойдешь на рынок, так этот тип эти белые огарыши и продает!

Петька, о котором шла речь, сидел, развалившись на стуле, и безучастно смотрел в потолок. Но после последних слов взвинтился:

– Че болтаете-то? Какой рынок? Продаю огарыши, видите ли! А кто работу мою делает?

– Степка делает! Думаешь, я не замечаю, как ты приплачиваешь ему за это? И ведь вам, Григорий Васильевич, я об этом не раз говорила, и что? Скажете, что опять не помните?

Юрий Николаевич от растерянности в очередной раз забыл, что он должен напомнить, что остался без памяти, и промямлил:

– Что-то припоминаю…

– Да ничего вы не припоминаете! Вот вы говорите, что с памятью плохо – так может, вам стоит попросить Евстафия Митрофановича, чтобы он подыскал другого дворецкого?

Сидящие в столовой испуганно зашевелились. Шеф-повар Пьер поднял руку:

– Можно мне сказать?

Юрий Николаевич кивнул.

– Что с вами, Акулина Филипповна? Вы же чудесная женщина, прекрасная экономка! Как вы можете так обращаться с дворецким! Мне, признаться, даже как-то неловко за вас, честное слово! К тому же у человека беда, память потерял, и вместо того, чтобы посочувствовать, вы…

И тут только Юрий Николаевич увидел у этой женщины переброшенную через шею на длинном шнурке связку ключей. Экономка, значит…

Учитель решил, что надо срочно заканчивать собрание.

…Выходили все с недоуменными лицами. Задумка именно таким образом познакомиться с коллективом провалилась.

Последней подошла к дверям Акулина Филипповна. Обернулась, бросила на Юрия Николаевича такой взгляд, что стало ясно: в ее лице он только что приобрел недоброжелателя. Правда, о том, что это – не единственный его недоброжелатель, он даже не подозревал.

– Ритка, ну че, тебе трудно нам макияж сделать, что ли? Руки отвалятся? – наседали на Риту Семикотову теперь уже ее подруги Зюзева, Грязева и Князева.

– Девчонки, да не нужен в нашем возрасте макияж! Ну, может только ресницы накрасить! – пыталась образумить их Рита.

– Ага, а сама как красилась! – возмущалась Зюзева.

– Дура была, вот и красилась, как кукла! А теперь поняла: красота в другом!

– В чем?

– Как же вам объяснить… Ну наверное, как говорят, во внутренней красоте.

– Чего-о? – протянула Зюзева. – Какая-то внутренняя красота! Че это? Ты о чем, Семикотова?

– Фигня! – поддержала ее Грязева.

Разговор шел в коттедже Риты. После возвращения их с Никитой в наше время она подружилась с Зюзевой, Князевой и Грязевой. Не проходило и дня, чтобы новые подружки не наведались к ней в гости. А ведь еще совсем недавно Рита смотрела на них свысока, называла про себя одноклеточными, и они отвечали ей неприкрытой неприязнью.

– Ну что с вами делать, – сказала Рита. – С кого начнем? Ладно, садись ты, что ли, Верка. Все равно, девчонки, – если внутри у человека нет ничего интересного, то никакой макияж не поможет.

– Ой, да давай уже, начинай, – рассердилась Верка Грязева. – Хватит лекций!

Рита принесла огромную коробку с тенями, тушью, румянами, блеском для губ – всем тем, чем еще недавно очень активно пользовалась сама.

С момента начала их дружбы прошел месяц, и все это время Рита, опять же по просьбе Грязевой, Зюзевой и Князевой, делилась с ними знаниями, которые сама получала из Интернета целых два года, а именно, манерам звезд шоу-бизнеса. И теперь каждая из них освоила 17 разновидностей улыбок, научилась по-разному, в зависимости от ситуации, водить плечиками и говорить то ласково, нежно, то с изрядной долей металла в голосе. Только вот демонстрировать это было негде и некому.

– Помереть – не встать! – только и смогла пробормотать Грязева, когда Рита последними штрихами чуть заметно нанесла румяна.

И замолчала, жадно всматриваясь в свое отражение. На кого ж она стала похожа? На какую-то знаменитую артистку. Точно!

Маленькие серые невыразительные глазки теперь казались огромными и загадочными, тонкие, чуть заметные ресницы – густыми и длинными, узкие губы сделались в меру пухлыми.

Что и говорить, уж кто-кто, а Рита Семикотова знала толк в красоте. Ее отец, один из немногих в Березовке предпринимателей, выписывал для дочери все модные журналы, привозил из областного центра самую дорогую косметику, а мать – из-за границы самые крутые наряды. Впрочем, этим ее забота о дочери и ограничивалась. Сама же Рита еще совсем недавно так же как, Князева, Зюзева и Грязева была уверена, что самое главное в человеке не знания, не доброта, а яркая внешность и хорошие манеры. Все это, конечно, не лишнее, но, как теперь считала Рита, должно служить всего лишь дополнением к внутренним качествам.