Зои Аарсен - Холодный как мрамор [litres]

– Да, но это может быть как-то связано с ситуацией Ника и Шэннон, – сказала Миша, и я смутилась.

– Стефани нравится Ник Маквелл? – уточнила я. – Я думала, она с младшей школы встречается с братом Майкла Уолтона.

– Боже! Нет! Ты что, с луны свалилась? Стефани и Шэннон уже год как встречаются! И ни для кого это не было большим секретом. Я думаю, Стефани узнала об измене Шэннон с Ником и взбесилась.

– Стефани де Мило – бисексуалка? – удивилась я.

Миша закатила глаза.

– Кхм, вообще-то да. Ты правда не знала об этом?

Я не стала напоминать Мише о том, что до сентября не сидела за столиком популярных девочек и мало что знала о жизни Стефани де Мило. До того, как Оливия приняла меня в свой круг, я не знала подробностей жизни хипстерской толпы старшей школы Уиллоу – как, вероятно, и директор Ниландер. Семья Стефани владела одной из самых крупных ферм в округе, и каждый день она ездила в школу на голубом «Мини-купере» с откидным верхом. Она покрасила кончики волос в ярко-синий.

– Я и понятия не имела.

Меня что-то беспокоило в розыске Стефани полицией, хотя мне было о чем беспокоиться больше, чем о богатой девушке-подростке с разбитым сердцем.

Солнце должно было сесть менее чем через шесть часов. Тонкий полумесяц появился на небе – завтра новолуние. Все, что я узнала о Вайолет до этого момента, давало повод предполагать, что Миша задохнется, прежде чем снова взойдет солнце. Вайолет не любила тянуть до последнего.

Когда меня перевели в ноябре, я не думала, что окажусь в столь ужасной ситуации и вступлю в гонку со временем, пытаясь выяснить, что Вайолет сделала с моими подругами и каким образом. Необходимо было во всем разобраться. Если Миша умрет, я буду чувствовать себя виновной в ее гибели.

– Если ты действительно хочешь попасть в эту лавку сатаны сегодня, то нам нужно выехать из Уиллоу не позже часа. Ехать до Чикаго более трех часов. Нет никакого смысла проделывать весь этот путь, если у нас не будет времени задать все вопросы до того, как они закроются, – предупредила меня Миша, подъезжая к моему дому. – К тому же вечером ожидается еще больше снега.

– Отлично. Забери меня в час. И магазин не сатанинский, – проворчала я.

Я собиралась захлопнуть дверь машины, когда заметила что-то странное на лужайке перед домом Трея: вывеску о продаже.

– Что за…

В разговоре по телефону Трей не упоминал о намерении его родителей продать дом. Интересно, знает ли он об этом?

– Семья Трея переезжает? – спросила Миша, сидя за рулем заглушенной машины.

– Не знаю, – ответила я словно в тумане.

Мне должно было бы быть все равно, если бы Эмори переезжали. Трей был двенадцатиклассником, а я – одиннадцатиклассницей. Когда-то мы оба планировали уехать из Уиллоу после окончания школы – разумеется, обычной, а не исправительной. И все же семья Трея жила в этом доме уже восемь лет – с тех пор, как моя семья переехала сюда. Я не могла представить себе других соседей. Или что выгляну в окно спальни и увижу кого-то другого во дворе – не Трея, – смотрящего на меня.

– Очень странно, – заметила Миша. Ее голос казался мне очень далеким. – Моя мама знает обо всех домах в Уиллоу, выставленных на продажу, но она не упоминала, что семья Трея переезжает.

Я пробормотала, что Миша должна заехать за мной через час. Затем будто во сне прошла через двор и поднялась по лестнице к входной двери, все еще не в силах оторвать взгляд от вывески. Когда я стала искать ключи от дома в кармане, меня снова охватило странное и знакомое ощущение, преследовавшее меня на протяжении последних нескольких недель. По коже головы пробежали мурашки – как если бы я только что помылась мятным шампунем. Я ждала и прислушивалась, зная, что последует вслед за этим жуткими, но успокаивающими ощущениями. Они появились в Шеридане и заставили меня сомневаться, действительно ли мне нужен специалист по паранормальным явлениям или же я просто схожу с ума.

В моей голове нарастал, переходя от тихого шепота к ритмичным возгласам, хор голосов, поющих: « Письмо, письмо ». Я перевела взгляд на железный почтовый ящик, висящий на стене у входной двери Эмори. Ноги понесли меня к нему вниз по ступенькам прежде, чем я обдумала свои действия. Почту уже доставили в наш квартал, и я могла видеть конверты, выглядывающие из щели почтового ящика.

Одно из них, должно быть, было тем, про которое мне пели голоса.

Никого не было на Марта-роуд, когда я пересекала лужайку между домами, – мне не нужно было оглядываться по сторонам, чтобы убедиться в этом. Голоса появились в середине ноября, как только я приехала в исправительную школу Шеридан для девочек. Сначала они были тихими, как шепот, – такими тихими и неразборчивыми, что не давали мне уснуть. Приходилось смотреть в потолок, гадая, не потеряла ли я рассудок.

За последние пару недель голоса стали громче и смысл их сообщений прояснился. Уж не знаю, кому принадлежат эти голоса и почему я их слышу. Однако как только они стали настолько громкими, что я смогла различать слова, у меня сложилось впечатление, что они предупреждают меня об опасностях. На третий уик-энд в Шеридане я услышала голоса, они предостерегли меня от употребления кукурузного хлеба, подаваемого в столовой в обед, – это показалось мне очень странным, потому что это была единственная съедобная пища. Утром в понедельник, когда была моя очередь дежурить на кухне, я поняла, почему стоило отказаться от хлеба: в кукурузной муке оказались личинки.

С тех пор я, хотя и несколько беспокоюсь за свой рассудок, радуюсь появлению голосов, прислушиваюсь к их утешительным советам, заглушающим шум в коридорах и классах школы. Пусть я единственная их слышала, у меня не было сомнений, что они откуда-то исходили и были настоящими – такими же настоящими, как хруст ботинок по замерзшей траве. Тем не менее я никому о них не рассказывала. У меня было тошнотворное ощущение, что голоса ждали того года – года, когда я вступила в какую-то смертельно опасную игру с Вайолет Симмонс, – возможно, потому, что у меня было с ней что-то общее.

В этом было что-то зловещее. Или, по крайней мере, что-то опасное.

Поднимаясь по ступенькам к крыльцу Эмори и поднимая крышку почтового ящика, я надеялась, что никто из наших соседей на Марта-роуд не выглянет из окна, пока я роюсь в чужой почте. Две рождественские открытки, обе в ярко-красных конвертах, – ни одна из них не вызвала резкого покалывания кожи головы. Счет за кабельное телевидение, листовка с купоном в продуктовый магазин… все еще ничего, никакого сигнального покалывания. И вдруг – письмо с адресной этикеткой, напечатанной на компьютере, из адвокатской конторы «Экдаль, Уэст и Строхманн».