Юрий Некрасов - Призраки осени [litres]

Так звучало грядущее. Не про сейчас. После.

– Эт-та карр-ракатица! – нес пьяную дружбу силач Гистас, коротышка, едва ли по пояс Ньютону, гремел бидоном со спиртом. Мясному ублюдку не спалось. Он вваливался в вольер для животных, рядом с которым стояла бочка, и пытался облапить Ньютона. – Тыии любишь ее больше другиииииииииих.

– Гис, – хмурился Рэндж, и тот понимал, обиженно кряхтел, но убирался прочь.

Так и сидели, карауля первые лучи рассвета.

Тьма в бочке рассеивалась легким отраженным светом луны и лампы, которую приносил с собой Ньютон.

Думали каждый о своем.

Взгляд Рэнджа против немигающего существа.

Через полчаса неотрывного погружения в глаз монстра Ньютон начинал видеть изумрудные пейзажи. Он пил их протяженность, рвал зубами их величавую тягучесть, разглаживал их ладонями, и из объемных они становились плоскими, тонули в нем, расцветали созвездиями и друзами.

Спрут ничем не выдавал, что знает Рэнджа, но когда тот собирался уходить, звякал о стекло когтем. Прощался.

Ньютон учился гаданию по пальцам рук.

Это была хитрая наука. Билеты чаще всего брали мамаши или вечно испуганные, сутулые отцы, которых жены наказали походом с отпрыском в цирк. Женские руки вызывали у Рэнджа отвращение. Он боялся их цепкости и колец. Мужские годились лучше. Грязные, исцарапанные, в цыпках, они больше походили на ключ.

Но детские…

Детские пальчики подходили наверняка.

Голос мамы звучал сбивчиво, непривычно, она что-то кричала про пропавших девочек. Срочно! Кристина по тону поняла, что случилась беда. Самая настоящая! И нужно немедленно бросить дела и мчаться со всех ног к маме на работу. Трубка хрипела от помех, и Кристина так и не разобрала, что же там приключилось.

Кристина накинула любимый желтый плащ и замешкалась в дверях. Может, стоит позвонить дяде Фреду? Он такой рассудительный и добрый. А что если мама упала и не может встать? Или на нее напали грабители? Но почему она тогда позвонила домой, а не в полицию?

«Как она дотянулась до телефона? – метались мысли, пока Кристина бежала к автобусной остановке. – Стащила его со стола за шнур? Он не развалился? Не стукнул ее?»

Воображение сгущало краски. Девочка представляла, как в фотостудию врывается жестокий маньяк, привязывает маму к креслу и начинает пытать. Он требует, чтобы она вызвала по телефону дочь, иначе…

Подъехал автобус. Кристина расплатилась с потеющим водителем-азиатом и села к окну. Мысли вышли на прежнюю орбиту. Бред! Если бы Кристине угрожала опасность, мама ни за что бы ее не позвала. Они несколько раз говорили о подобных случаях и даже придумали кодовую фразу. Если мама или Кристина говорит по телефону или из-за двери: «Любовь моя, секундочку, у меня сломался ноготь!» – значит, дело скверно и надо делать ноги, молясь и веруя, что Боженька сегодня смотрит в их сторону, а не хоккей.

Мамина фраза. Кристина улыбнулась и постаралась настроиться на добрый лад. Выходит, дело в ней. В Кристине. Мама что-то прознала. Давай прикинем, какие грехи есть за тобой на этой неделе. Девочки позвали курить после школы. Она повертела в руке сигарету, даже вставила в рот. Но отказалась. Будет ли это аргументом для мамы? Саймон пытался ее поцеловать на перемене. Дурак! От него так пахнет потом. Он, конечно, ничего, играет в баскетбол и дважды звал ее в кино. Нет. Однозначно мимо. Выходит, мама узнала, что Кристина не успокоилась и сама продолжает расследование.

Она окинула взглядом пустой автобус и вытащила из сумки блокнот. Перелистнула страницы и добралась до схемы. Ей удалось выяснить до смешного много. Как это упустили в полиции – или почему не дали хода?! – недоумевала Кристина.

Сердцем истории был дом на холме.

Мэр Холдсток не строил его.

Полномочный представитель кого-то там по решению особо важных вопросов не искал воцарения в захолустье. Он прибыл судить и карать. В тот год пропало несколько детей, и Гарольд Холдсток, видимо, нашел преступника и наказал его. Иначе за что его награждали, чествовали, восхваляли? Лорд Холдсток должен был уехать. Но остался… и занял дом. Чтобы прорасти в памяти людей основателем города.

Но ведь до него здесь уже было портовое поселение! Не деревня, не почтовая станция.

Кристина подняла данные архива, в городе на тот момент жило полторы тысячи человек!

Что же он такое сделал?

От чего спас?

Что продал?

Кристина терялась в догадках и сбегала от них в заметку, желтую от прожитых лет. Та твердила свинцовыми строчками, что дом на холме и знаменитый опиумный притон – одно и то же место. Но больше всего заметок приходилось на рабочий бунт, вспыхнувший из пустяковой ссоры в доках и прокатившийся по всему городу кровавым карнавалом. Дом на холме стал местом финальной сцены бунта.

Кристина сравнивала даты событий, и все они укладывались в единый змеиный след, но не собирались открывать ей своих тайн.

Автобус затормозил на перекрестке. Водитель улыбнулся Кристине, обнажив идеально ровные перламутровые зубы. Это почему-то напугало ее. Кристина замерла на последней ступеньке автобуса, одна нога уже выступила за дверь, но еще висела в воздухе, а Кристина смотрела и не могла оторваться от этой безупречной, как у голливудских звезд, улыбки.

– Нииииииииииииииэ-виииииииииие-р-нииииииииииии-кааааааааааааааааааааааа-муууууууу, – девочка читала по губам, и те произносили простую фразу, проталкивая ее сквозь загустевшее, тянущееся, как жевательная резинка, время.

– Хорошо, – пискнула она и звонко зашлепала сандалиями, убегая.

У студии Кристина почувствовала неладное. Мамин садик варварски выпотрошили и перевернули вверх дном. Волосы на затылке Кристины неожиданно обрели собственную волю и стали расползаться в стороны, раздуваясь, как капюшон у кобры.

Если бы мама хотела срезать цветы – она иногда так поступала, украшая свежим букетом комнату или чье-нибудь студийное фото, – она нипочем не стала бы рвать их с корнем и уж, тем более, вытаптывать почву.

Дверь в «Фотолайт» была плотно закрыта.

Совсем не похоже на маму! Грудь Кристины медленно распахнула створки, девочка достала сердце, выложила на открытую ладонь и позволила страхам наброситься и начать его клевать.

«Если он все еще там, – достроилась рациональная мысль, – нельзя заходить. Нужно выманить его наружу!»

– Мама! – тревожно закричала Кристина. Для этой игры не пришлось прилагать никаких усилий. Боялась она совершенно натурально. – Кто-то испортил твой сад! Ты видела?!

Эхо улетело вниз по улице, споткнулось и расшибло лоб. Тишина наложила швы и повязку на рот. Кристина напряженно сверлила дверь взглядом, и та, наконец, отворилась.