Бриана Шилдс - Заклинатель костей [litres]

В глазах Деклана вспыхивает интерес, и я стискиваю зубы.

– Да, это трагедия, – произносит он. – Несколько дней назад я ходил в Лес Мертвых, чтобы почтить память умерших, и увидел, что ее семейное дерево опять незанято. Наверное, очень тяжело день за днем иметь дело с ее костями после того, что с ней произошло. Уверен, что, завершив работу, ты почувствуешь немалое облегчение.

Деклан ловко утопил в сладкой вате сочувствия сразу несколько замечаний, и хотя ни одно из них не прозвучало как вопрос, они были сформулированы так, что ответы напрашиваются сами собой. Похоже, Эйми сейчас начнет выкладывать ему то, что его и интересует.

– Да, это и впрямь тяжело, – подтверждает она. – Я все время думаю о том, каково было Ракель в последние минуты ее жизни, какой ее терзал страх. И всякий раз, когда я касаюсь ее костей, у меня на глаза наворачиваются слезы. Но через неделю или две мы завершим работу, отдадим кости ее семье, и тогда мне больше не придется так переживать.

Мои пальцы судорожно сжимают траву. Надо как можно быстрее сменить тему разговора, прежде чем Эйми выложит все, что только можно.

– А как дела у тебя, Деклан? – спрашиваю я. – Чем занимаешься ты?

Он проводит пальцем по моей руке от плеча до запястья, и по моей коже бегут мурашки.

– Да так, сплошная скука. Самая интересная часть моего сегодняшнего дня – это встреча с вами.

Сколько раз он уже делал это? Ловко уклонялся от моих вопросов с помощью медовых речей. Отвлекал мое внимание чем-то еще, чтобы не говорить о том, как он сам проводит время. Внезапно я ощущаю гордость от того, что на моем левом запястье нет красной метки, – какое счастье, что мое сердце оказалось мудрее, чем разум.

Эйми встает с земли и стряхивает с брюк хлебные крошки.

– Мне пора, – говорит она. – Я отсутствую уже слишком долго, и мэтр Оскар, наверное, уже гадает, куда я подевалась.

Я тоже встаю и обнимаю ее. Мысль о том, что сейчас она оставит меня наедине с Декланом, внушает мне ужас. А вдруг она чувствует, как колотится мое сердце? Но, видимо, она этого не чувствует, потому что уходит, не оглянувшись.

Я снова сажусь на траву рядом с Декланом.

– Итак, мы говорили о том, как идет торговля.

– Нет, – возражает он, намотав на палец прядь моих волос. – Думаю, мы разговаривали о том, как ты красива.

Я хмурюсь.

– Почему ты все время это делаешь?

– Делаю что?

– Меняешь тему. Ты не желаешь ничего рассказывать мне о своей жизни.

Он меняется в лице. Я выбила его из колеи, и теперь достаточно только немного его подтолкнуть. Я провожу пальцем по едва различимой розовой полоске вокруг его запястья. Думаю, мне удастся притворяться достаточно долго, чтобы вытянуть у него нужные мне сведения.

– Знаешь, мне будет нелегко влюбиться в тебя, если ты не рассказываешь мне о себе ничего вообще.

На его лице мелькает тревога – всего на мгновение, – но я успеваю понять, что на кону что-то стоит и ему не хочется это потерять. По какой-то причине он не желает, чтобы я отдалилась от него.

И я твердо намерена выяснить, что это за причина.

– Прости, – пожимает плечами он. – Все объясняется просто – моя работа настолько скучна, что мне куда интереснее разговаривать о чем-то другом. – Он улыбается, но я продолжаю смотреть на него с каменным лицом. Я вспоминаю, как он рассказывал мне о том, что идет в ученики к торговцу, и как скрыл, что его доведывание так и не дало ясного результата. Он знал, что моя матушка никогда не нарушит конфиденциальность, и использовал ее молчание против меня. Ничего, я тоже могу воспользоваться этим оружием.

– Работа домашнего учителя не особо интересное занятие, – тихо замечаю я, – но я все равно не отказываюсь рассказывать тебе о том, чем занимаюсь.

Он ерошит пальцами волосы.

– Да, верно. Так что ты хочешь узнать?

– Все, – отвечаю я. – Куда ты ходишь каждый день? Чем занимаешься?

– Я тебе уже все рассказал, – говорит он. – Я разыскиваю редкие артефакты для тех, кто готов тратить большие деньги.

– Артефакты какого рода?

Он сглатывает.

– Самые разные. Например, на прошлой неделе один человек попросил нас раздобыть ему костяную доску для игр.

– Для игр ?

Он бросает на меня удивленный взгляд:

– Да. А что в этом дурного?

– Разве тебя не беспокоит то, что кто-то расточает кости на такие пустяки? Вместо того чтобы употребить их с настоящей пользой?

Он невесело смеется.

– Никогда не думал, что ты такая идеалистка. Саския, эта костяная доска для игр уже существовала. Я ее не мастерил, а просто помог ее раздобыть.

Мне хочется возразить, хочется сказать, что, разыскивая и продавая такие предметы, он обеспечивает дальнейшее существование рынка для подобных безделок и побуждает Косторезов продолжать изготавливать их. Но я напоминаю себе, что я здесь не затем, чтобы изменить его, а затем, чтобы вызнать его секреты.

– Думаю, ты прав, – говорю я, придав своему тону максимальную беззаботность. – Возможно, я и впрямь слишком идеалистична. Просто мне хочется, чтобы со всеми обходились справедливо.

Он сжимает мои пальцы, и я с трудом удерживаюсь от искушения и вырвать руку.

– Я многое люблю в тебе, Саския, в том числе твое доброе сердце.

Я едва не начинаю смеяться. Ведь сейчас мое сердце полно такого мрака, словно оно было опущено в чан с чернилами и извлечено из него, сочась чернотой.

Деклан что-то чертит большим пальцем на тыльной стороне моей руки.

– О чем ты сейчас думаешь? – спрашивает он.

Я опускаю взгляд на наши сплетенные пальцы. И вижу на его штанине красное пятно, похожее на кровь.

Я отдаюсь мраку, живущему в моем сердце, и он захлестывает меня. Я изображаю на лице улыбку – нежную и кокетливую.

– Я думала о том, что не была у тебя дома с тех самых пор, как кости показали, что мы с тобой предназначены друг для друга. И о том, собираешься ли ты пригласить меня к себе.

– Тебе надо прекратить с ним встречаться, – говорит матушка, когда я во второй половине дня возвращаюсь домой.

Она просит меня об этом не в первый раз и наверняка не в последний. Предыдущие несколько недель я проводила с Декланом каждый свободный момент. Я подолгу гуляла с ним в окружающих Мидвуд лугах и лесах, позволяла ему закладывать цветы мне за ухо и делала вид, будто я влюблена в него, одновременно пытаясь вызнать все детали его жизни. Как часто он бывает в отлучках. Города и деревни, в которые он ездит, – о том, куда именно, можно судить по длительности его отлучек.

Но я нисколько не приблизилась к ответу на вопрос о том, кто ему помогает и почему.

Я гляжу на осунувшееся лицо моей матушки. На ее запавшие глаза. На открытую магическую книгу, лежащую на полу рядом с куском бархата, на котором разложены кости.