Анатолий Даровский - Часы бьют полночь

Даже если так, поговорить с ней стоило. Вдруг новая знакомая сболтнёт что-то важное?

Тень, пробежавшая было по лицу Наташи при упоминании брата, быстро рассеялась, и вскоре девочка продолжила болтать обо всякой всячине. Ей недавно исполнилось двенадцать, и, похоже, она была рада, что смогла найти себе взрослую подругу аж из девятого класса. Видящую к тому же.

— Так вот, я никогда не могла понять, что в них такого страшного и почему я должна их бояться.

— Ты как раз не должна, — заметила Оля. — Потому что бояться опаснее всего.

— Знаю я! — вспыхнула Наташа, снова став похожей на Гошу. — Не маленькая! Я их двенадцать лет вижу, что, не привыкла, что ли?

Оля одёрнула себя. Верно, она права. Какой бы беззащитной и нуждающейся в опеке Наташа ни выглядела, она всё-таки видела тварей с рождения. Как Женька. Опыта у неё было явно побольше, чем у некоторых. Не учить же её такую.

О собственной истории Оля решила промолчать. Наташе она не доверяла. Не стоило раскрывать ей карт. Тем более — говорить о Женьке и о том, куда он уехал.

И уж точно нельзя было упоминать, что это они убили её брата.

— Так вот, — продолжила Наташа, — все считали их страшными, а я — нет. Я вообще не понимаю, с чего бояться. Они же… ну, обычные. Как собачки бродячие.

Оля поёжилась. Упоминание бродячих собак неприятно давило на нервы.

— Кто это — все? — на всякий случай спросила она. — Мама и брат?

— Ага. Мама, брат. Жалко, бабушка не видит. Она нас воспитывает, с тех пор как мама ушла, а папа нас с Гошей себе отсудил.

— В смысле — ушла? — не поняла Оля. — Твои родители в разводе?

— Уже больше года как. — Наташа вновь погрустнела и неловко ковырнула ложечкой мороженое. — Я пережила, а вот Гоша… очень расстраивался.

Оля задумалась. Ей странно было представлять Фролова, шумного, грубоватого и агрессивного — расстроенным. Искренне переживающим из-за развода родителей.

«Что, папочка тебя больше не любит?!» — эхом прозвенело в голове злое, брошенное в отчаянии. Она всё ещё не жалела: если бы не эти жестокие слова, кто знает, где сейчас были бы они с Женькой. Но…

Неужели невольно попала в точку?

— Плохие отношения с отцом? — предположила Оля, стараясь не выдать волнения.

— Как сказать, — вздохнула Наташа. — У них всё было с виду нормально. Но только с первого взгляда. А вообще Гоша винил папу в том, что они развелись, и злился на него, и… я не понимаю, зачем тебе это всё рассказываю.

Девочка выглядела совершенно искренней, и Оля немного расслабилась. Не была она похожа на «их» приспешника! Никаких тварей на плечах, никакой нелюдской тягучести в голосе, никакой агрессивности, знакомой по Гоше. Да и разве стали бы они подсылать сестру того, кто уже спалился?

Она улыбнулась.

— Это называется «эффект попутчика». Незнакомому человеку проще открыться, чем близкому другу, потому что он тебя не знает и не будет судить. А что… сейчас с твоим братом?

Оля очень старалась, чтобы вопрос прозвучал естественно. Но то ли мельчайшая фальшь выдала истинные намерения, то ли Наташу просто задевала эта тема — девочка вздрогнула и опустила голову.

Какое-то время она молчала, и Оля успела пожалеть, что задала вопрос. Может, не стоило так, в лоб? Она ведь и без того знает, что случилось с Гошей. Что нового расскажет этот ребёнок?

Когда Наташа наконец заговорила, сказала она совсем не то, что Оля ожидала услышать.

— Он… связался с плохой компанией. Очень плохой. Если ты тоже можешь видеть, пожалуйста, никогда не связывайся с этими людьми! Они ничего хорошего не сделают, хотя поначалу тебе будет казаться, что всё идеально!

Вот оно! Осознание ударило электрошоком. Вот те люди, о которых говорил Фролов. Те, с кого всё началось. Те, что с нечеловеческой старательностью схлопывали вокруг Оли и Женьки невидимые тиски.

Но, если Наташа говорит держаться от них подальше… значит, она точно не их агент?

— Вот с этого момента поподробнее, — Оле даже не пришлось играть: серьёзность в её голосе была настоящей. — Что за компания? Что они делают? Что с ним случилось? Почему их нужно опасаться?

Наташа внимательно посмотрела ей в глаза. Напряжённо, слишком напряжённо, чтобы это выражение можно было списать на тоску по брату, окинула Олю холодным серым взглядом. Почти таким же, как у Гоши, пусть и не лишённым пока детской наивности. И куда делась недавняя весёлость?

А потом она наконец заговорила. Монотонно и ровно, почти не подпуская в голос эмоций. Точно урок отвечала. Так разговаривают не дети — автоматы. Поневоле вспомнился Женька: тот тоже, когда его что-то беспокоило, начинал морозиться и притворяться бесчувственной машиной.

Вот, значит, как это выглядело в детстве?

Все видящие с рождения вынуждены становиться такими?

Оле оставалось порадоваться, что росла она обычным ребёнком, без необходимости постоянно сковывать эмоции стальным корсетом. Она вся обратилась в слух.

Семья Фроловых была довольно зажиточной. По меркам здешнего дальнего Подмосковья — даже богатой. Отец — бизнесмен средней руки, мать — спокойная домашняя хозяйка без права голоса. Тихая и бесцветная, вечно мелькавшая туда-сюда серой мышью. Гости, приходившие к ним, воспринимали её скорее как предмет интерьера.

Но дети маму любили. Оба: и Гоша, задиристый и громкий, и маленькая Наташа. Видимо, для матери они были единственной отдушиной — и она отдавала себя детям так же страстно и беззаветно, как их отец отдавал себя работе. У них всегда были самые интересные сказки, самые весёлые игры и самые вкусные пирожные на десерт. Ранние годы своей жизни Наташа вспоминала, как сказку.

В этой сказке, как и в любой другой, было место драконам.

Драконов Наташа не боялась. Большие и маленькие, чёрные и белые, они летали вокруг её кровати по ночам с самого раннего детства и ни разу не пытались напасть. Пусть мама советовала не играть с ними и вообще не обращать внимания, живое детское любопытство тянуло её к существам, так не похожим на неё саму. Она бы многое отдала, лишь бы узнать о них побольше.

Но, когда Наташа попыталась рассказать о них отцу, тот только нахмурился, грозно и странно, а потом целый вечер негромко о чём-то разговаривал с мамой. Они с братом провели целый вечер в коридоре, вслушиваясь в обрывки слов. Не помогло: из-за двери фраз было не разобрать.

Когда родители закончили разговаривать, мама зашла в их комнату и попросила Наташу никогда, никогда больше не рассказывать о драконах отцу. Или кому-нибудь ещё, кроме брата и неё самой. Тогда её это удивило: существа казались частью привычного мира, такой же обыденной, как занавески над окном или червяк, копошащийся в осенней луже. Но мама запретила — и Наташа умолкла.