Анатолий Даровский - Часы бьют полночь

— Я… приехала, — выдавила она. Звуки собственного голоса немного вернули уверенность в себе, и продолжить получилось уже спокойнее. — Я приехала. На Новый год. Сюрприз решила сделать.

— Серьёзно?..

Оля кивнула.

— Офигеть не встать! Даже не сообщила.

Женька всё глядел на неё с непривычным удивлением, так пристально, что Оле начало казаться, будто он в ней дырку просмотрит. И впрямь почти не изменился. Разве что немного отросли и без того непослушные чёрные волосы да лицо как будто стало неуловимо взрослее. А в остальном — те же светлые серые глаза, те же движения, тот же голос. И одежда…

Что?

Теперь изумилась уже Оля. Поначалу, сбитая с толку суматохой, она даже не заметила, но сейчас, когда они стояли в стороне, необычность его облика бросалась в глаза. Особенно на фоне её самой — закутанной, в пуховике.

— Ты в рубашке, — обескураженно произнесла Оля. — Ты… мать её, в рубашке! Тонкой!

Сколько она помнила Женьку, он никогда не носил ничего, кроме свитеров, худи и толстовок. Жарко на улице или холодно, солнечно или дождливо — неважно. Вечно одевался слишком тепло, даже живя в Подмосковье. Так почему на Севере?..

— Ага, а ты в Сибири, — отозвался Женька. — Дерьмо случается, как видишь.

Похоже, он тоже не знал, что сказать. Просто таращился на Олю, как будто не до конца верил в её реальность, и пытался хоть как-то сгладить повисшее неловкое молчание.

Не вываливать же ему в лицо подозрения. Сперва надо присмотреться. Понять, что происходит. Права ли она. В опасности ли он. И лишь потом, когда представится удобный случай…

…сделать что? Оля до сих пор не представляла. Вот и стояла в замешательстве, открыв рот и часто моргая.

До сих пор ей казалось, будто она обязательно что-нибудь придумает. Может, и придумала бы, окажись что-то не так. Но Женька выглядел таким… нормальным? Никаких змей и прочих тварей на теле, никакого инфернального блеска в глазах, ничего, что могло бы указывать на неладное.

Разве что рубашка…

Совершенно обычная, тёмно-синяя, из тонкого хлопка. Надетая под джинсы и зимние ботинки: кому нужна сменка в день линейки? Ничего странного. Только с чего бы ему, с его-то предпочтениями?..

Глаза продолжали цепляться за необычную деталь, и Оля никак не могла избавиться от навязчивых мыслей.

— Пойдём отсюда, — Женька наконец нарушил молчание, прерываемое лишь гомоном проносившихся мимо школьников. Радостным гомоном: наконец-то каникулы! — Не в школе же торчать. Тем более, тебя здесь не знает никто, мало ли… Я только в раздевалку сбегаю, погоди.

Оля только молча кивнула: не хотелось перекрикивать гам. Она подождёт. Она и так ждала месяц с лишним.

В голову так и не приходило никаких идей.

Наверное, для начала стоит добыть хоть какие-то улики, думала она, глядя вслед его удаляющейся к раздевалкам фигуре. Нечто, что укажет на правду о произошедшем здесь.

Что-то и правда произошло — теперь Оля не сомневалась. Иначе он сразу подумал бы, что «они» сели ей на хвост и начали слежку. Иначе встревожился бы куда сильнее. Возмутился бы даже. Но вот так…

— О чём задумались, милая? — позвал её охранник. — Переживаете за праздник? Да не бойтесь вы так, всё у вас получится. В конце концов, Новый год, время чудес…

Оля машинально кивнула, нахмурившись. Раз Новый год — время чудес, то это время наступило очень кстати.

Если худшее окажется правдой, только чудо им и поможет.

— Тебе идёт, — улыбнулась она. — Никогда бы не подумала. И всё-таки, с чего такая метаморфоза?

Говорить стоило о более важных вещах, но в голове упрямо вертелась его одежда. Сначала рубашка, симпатичная, конечно, но тонкая и совсем не греющая — это на Севере-то, посреди зимы! Потом — пальто. Не пуховик, не громоздкая куртка вроде той, в какую куталась сама Оля — чёрное шерстяное пальто, которое более уместно смотрелось бы где-нибудь в Москве!

— Отец уговорил, — нехотя признался Женька. — Сказал, что хоть на линейку стоит нарядиться цивильно, хотя я, если честно, эту цивильность в гробу видел. Как и линейку, кстати.

— А с чего тогда пришёл? — не удержалась Оля, хоть его появление и сыграло ей на руку. Как бы она иначе его искала?

Женька вздохнул.

— «Бла-бла-бла, а на вручение дневников обязательно приходить всем. А кто не придёт — того я запомню», — процитировал он и скривился. — Помнишь нашу Вивлу? Один в один. И ведь запомнит же! А мне только тёрок с учителями для полного счастья не хватало.

— Везёт тебе, — заметила Оля.

— И не говори, — он усмехнулся. — Вот, сходил в школу — встретил тебя. Девочку, которая пролетела пару тысяч километров, чтобы поинтересоваться особенностями моего гардероба. На Новый год, который я не праздную.

Оля нахмурилась. Что-то в его речи звучало неправильно. То ли напряжённый тон, где не слышалось ни тени улыбки, то ли сами слова, слишком колючие для человека, который встретил друга после месяца разлуки.

Конечно, она не предупредила его, а ещё в их ситуации поспешный приезд мог бы быть опасным, но…

— Я не поняла, — негромко произнесла Оля, — ты что, не рад меня видеть?

Прозвучало резковато, и она спохватилась, тут же добавив:

— Это не наезд! Я понимаю, что приехала очень внезапно, что у тебя могут быть планы, и вообще, что идея довольно идиотская, потому что опасность и все дела, но всё-таки…

— Оля, — перебил Женька, — нет. Нет, ничего такого, и вообще, я думаю, что следить за тобой «они» уже перестали, так что и опасности нет. Просто…

Он запнулся и умолк, глядя куда-то за её плечо, словно там притаилась в ожидании лёгкой добычи очередная тварь. Оля даже скосила взгляд в ту сторону: вдруг правда? Но нет, тварей не было. Как и в школе — вообще ни одной. Только белая снежная стынь да ещё линии электропередач, на фоне сугробов смотревшиеся одиноко и чужеродно.

Они успели выйти со школьного двора и сейчас стояли на какой-то улочке, наполовину занесённой снегом. Куда Женька её ведёт, Оля так и не спросила. Да он тоже вряд ли знал — просто, как бывает при важных разговорах, ноги сами несли не пойми куда.

Пауза затягивалась, и она уже хотела было заговорить снова, когда Женька всё-таки прервал молчание:

— А, к чёрту!.. Нет, Оля, ты не права. Я очень рад тебя видеть. Честно.

Он едва заметно улыбнулся и обнял её, прикоснувшись к Оле впервые с тех пор, как вытащил из толпы школьников.

И почему-то от этого прикосновения озноб прошёл по коже. Их разделял толстый слой ткани пуховика, и ещё его пальто, и ощутить что-то через такую преграду было бы невозможно, но Оля успела уловить мимолётное болезненное чувство, странное, неприятное, тревожащее. Такое бывает с сильного недосыпа или при высокой температуре — но сейчас оно мелькнуло всего на миг и почти тут же исчезло.