Ирина Матлак - Поющие пруды

Бежала. Бежала. Бежала…

Где же последний пост? По ощущениям, я давно должна была его достигнуть.

Больше не раздавался топот бегунов, не слышалось их дыхание, не ощущалось присутствие… Хотя, нет. Присутствие как раз ощущалось. Только не участвующих в кроссе школьников, а… чье-то. Некого неизвестного, надевающего туман, точно маску.

Память совсем некстати напомнила, что такой же туман был тем утром, когда я ходила к пруду. А еще вспомнилось, что такое же тяжелое ощущение чужого взгляда я ощущала на себе, сидя в гостиной Алисы.

И я остановилась.

Осмотревшись, увидела вокруг себя только кусочек пустой лесной дороги и стволы высоких сосен. Все остальное пространство заволок туман. Возникло леденящее душу ощущение, что я оказалась отрезанной от всего внешнего мира – пойманная в ловушку и закрытая где-то в нереальности.

– Чушь какая! – одернула я себя, заглушая страх и, наплевав на кросс, громко позвала: – Эй!

– Эй, эй… – повторило растворившееся в тумане эхо.

– Здесь кто-нибудь есть?

– Есть, есть…

Показалось, что на этот раз после моего вопроса прозвучало не эхо, а ответ, произнесенный моим, но в то же время как будто искаженным голосом. Я непроизвольно попятилась, но, сделав всего один шаг, вновь остановилась.

Нужно мыслить здраво и не поддаваться эмоциям.

Скорее всего, из-за усилившегося тумана я все-таки сбилась с пути и каким-то образом оказалась на другой дороге – возможно, идущей параллельно. Поэтому не слышу остальных и не могу добраться до последнего поста. Сейчас гораздо разумнее оставаться на месте, потому что из-за тумана существует риск заблудиться окончательно. А кросс… я уже в любом случае проиграла.

Такие мысли меня частично успокоили, хотя, положа руку на сердце, проигрышем я расстроилась.

Нечестно! Могла ведь победить!

Но ощущение на себе чего-то взгляда не исчезло. В какой-то момент мне даже показалось, что я вижу в тумане медленной движущийся ко мне силуэт. И если разум подталкивал обрадоваться и позвать неизвестного человека, то интуиция заставила оцепенеть и молчать. Потому что этот идущий через туман неизвестный… человек ли он?

Я тряхнула головой, в очередной раз отгоняя иррациональные мысли.

Что за нелепица? Я ведь уже не маленькая девочка, боящаяся темной кладовки…

Внезапно меня отбросило в сторону. Даже понять не успела, что произошло, как оказалась лежащей на холодной земле. Тут же боковым зрением снова уловила движение слева от себя, ощутила колебания влажного воздуха. Мимо меня словно пробежал кто-то на нереально высокой скорости. Кто-то, двигающийся как-то слишком резко, неправильно… неестественно.

Повеяло запахом тины и той самой горько-сладкой вонью, от которой меня мгновенно замутило.

И снова тишина, заставляющая напряженно вглядываться в туман, окруживший меня, точно огромный липкий кокон. Пытаясь подняться на ноги, я обнаружила, что они подрагивают, и обуздать эту дрожь оказалось непросто. Меня уже не могли успокоить никакие доводы разума о другой дороге и галлюциногенных газах. В настоящий момент страху удалось одержать надо мной вверх – тому самому иррациональному, поднявшемуся с самых потаенных глубин души. Дикому и неконтролируемому.

Слух резанул отчетливо различимый в тумане смех – не понять, детский или взрослый, женский, или мужской…

Волоски на теле встали дыбом.

А потом пришла боль.

Ее вспышка оказалась до того сильной и внезапной, что я, только-только поднявшись с земли, как подкошенная рухнула обратно. Каждую клеточку тела наполнила агония, мучительнее которой была только жажда – такая же внезапно вспыхнувшая, ужасная, невыносимая.

В застланном болью сознании промелькнула мысль, что при падении я выронила бутылку, и она куда-то укатилась. Я шарила вокруг себя руками, лихорадочно пытаясь ее отыскать, но все тщетно. Уже было плевать и на проигрыш в кроссе, и на туман, и даже на того, кто сбил меня с ног.

Хотелось только одного – чтобы это прекратилось. Но приступ не стихал и был еще более мучительным, чем в прошлый раз.

Какая я все-таки дура… нужно было как минимум рассказать об этой проблеме Майклу, а как максимум – звонить папе и просить отвезти меня в город, чтобы показаться врачу.

Из груди вырывались хриплые стоны, и было сложно поверить, что их издаю я сама. Губы пересохли, а оттого, что я их прикусила, во рту появился металлический привкус крови. Жаркая боль охватывала все тело, но локализировалась в ступнях и грудной клетке, где неистово билось сердце.

В какой-то момент подумалось, что я сейчас умру – и это была последняя связная мысль. Затем все погрузилось в туман, и я уже не понимала, настоящий он, или просто следствие испытываемой боли. Где-то надо мной стонали старые сосны, нависало хмурое серое небо, и шелестел пожухшими листьями ветер…

Говорят, ко всему можно привыкнуть. Даже к боли. Вот и я, наверное, привыкла. В одно мгновение все чувства и ощущения притупились, и я погрузилась в нечто вроде анабиоза. Просто лежала на кровати из прелых листьев и бесцельно смотрела куда-то вверх…

Не знаю, сколько времени прошло перед тем, как кто-то взял меня за плечи и заставил присесть. Это нехитрое движение стряхнуло с меня блаженное отупение, и боль вернулась с новой силой.

Не в силах понять, что происходит, я глухо застонала.

В следующую секунду кто-то положил ладонь мне на затылок, а мне в губы ткнулось горлышко фляжки.

Когда по горлу заструилась прохладная жидкость, я едва не захлебнулась из-за того, насколько жадно стала ее глотать. Я буквально захлебывалась, втягивала в себя желанную воду, и вместе с жаждой постепенно уходила боль. Фляжка была небольшой, но ее содержимого хватило на то, чтобы я смогла напиться.

На смену боли и жажде пришла слабость. Тело налилось свинцом, и я вновь распласталась бы на земле, не подхвати меня чьи-то руки. Меня подняли в воздух и, с легкостью удерживая на руках, куда-то понесли.

Из последних сил запрокинув голову, я посмотрела перед собой и увидела знакомое лицо.

Это был Егор.

Затем веки непроизвольно сомкнулись, и меня накрыла чернота.

Очнулась я дома, на своей неразобранной постели, укрытая теплым клетчатым пледом. Некоторое время неподвижно лежала, силясь вспомнить, что произошло, а, вспомнив, резко села.

Прислушавшись к своему самочувствию, с удивлением констатировала, что чувствую себя прекрасно. Никакой боли, никакой жажды и даже слабости.

За окном уже стемнело, часы показывали шесть вечера.

Стоило задуматься над тем, как я переместилась из леса домой, как перед мысленным взором возник образ Егора. Казалось, я до сих пор чувствовала на себе прикосновение удерживающих меня рук…