Стефани Майер - Солнце полуночи [litres]

Она спохватилась:

– Но она же мать. Это другое дело.

Я иронически улыбнулся.

– В таком случае не выбирай слишком страшных.

– Слишком страшных – это каких? Сплошь в пирсинге и татуировках? – Она усмехнулась мне.

– Можно сказать и так. – На мой взгляд, это определение не содержало никакой угрозы.

– А как сказал бы ты?

Вечно она задавала не те вопросы. Или, пожалуй, вопросы в самую точку. Во всяком случае, такие, на которые мне не хотелось отвечать.

– Как думаешь, я могу быть страшным? – спросил я, пытаясь слегка улыбнуться.

Она задумалась, потом ответила серьезно:

– Хм… пожалуй, можешь , если захочешь.

Я тоже посерьезнел.

– А сейчас ты меня боишься?

На этот вопрос она ответила сразу:

– Нет.

Улыбаться стало легче. Вряд ли я услышал от нее чистую правду, но ведь она и не солгала. По крайней мере, ей было не настолько страшно, чтобы захотелось сбежать. Я задался вопросом, какие чувства вызвало бы у нее мое сообщение, что этот разговор она ведет с вампиром, и внутренне сжался, представив себе ее реакцию.

– Может быть, теперь ты расскажешь мне о своей семье? Наверняка твоя история гораздо интереснее моей.

И уж точно страшнее.

– Что ты хочешь узнать? – осторожно уточнил я.

– Каллены усыновили тебя?

– Да.

Она замялась, потом робко спросила:

– Что случилось с твоими родителями?

Ответить было нетрудно. Даже лгать ей не пришлось.

– Они умерли много лет назад.

– Сочувствую, – пробормотала она, явно встревоженная тем, что расстроила меня.

Она тревожилась обо мне . Какое странное чувство – видеть ее заботу, пусть даже такую, которую принято проявлять из вежливости.

– На самом деле я их почти не помню, – заверил я. – Карлайл и Эсме давным-давно уже стали мне настоящими родителями.

– И ты их любишь, – заключила она.

Я улыбнулся.

– Да. Они лучше всех.

– Тебе повезло.

– Сам знаю.

В этом отношении мне и вправду не на что жаловаться.

– А твои брат с сестрой?

Если я дам ей шанс выспрашивать подробности, мне придется врать. Я взглянул на часы – с досадой, что мое время с ней истекло, и вместе с тем с облегчением. Боль была мучительной, и боялся, как бы жжение в горле не усилилось вдруг настолько, что я уже не смогу сдерживать его.

– Мои брат с сестрой, а если уж на то пошло, и Джаспер с Розали не обрадуются, если им придется мокнуть под дождем, дожидаясь меня.

– Ой, извини, тебе же надо уезжать!

Но она не сдвинулась с места. Ей тоже не хотелось, чтобы наше время истекло.

На самом деле боль терпима, размышлял я. Но нельзя забывать об ответственности.

– А тебе надо, чтобы пикап пригнали раньше, чем шеф полиции Свон вернется домой. Тогда тебе не придется рассказывать о том, что стряслось с тобой на биологии.

– Да он наверняка уже в курсе. В Форксе невозможно что-то утаить, – название города она выговорила с явной неприязнью.

Я засмеялся ее словам. И вправду, здесь ничего не скроешь.

– Удачной вам поездки на побережье. – Я взглянул на проливной дождь, зная, что он не затянется, и на этот раз сильнее, чем обычно, желая, чтобы затянулся. – Погода в самый раз, чтобы позагорать.

Ну или как раз такая установится к субботе. Она обрадуется. А ее радость стала для меня важнее всего. Важнее моей собственной радости.

– А разве завтра мы не увидимся?

Беспокойство в ее голосе польстило мне и в то же время вызвало желание не разочаровывать ее.

– Нет. У нас с Эмметтом выходные начнутся досрочно. – Я уже злился на себя за эти планы. Мог бы и отказаться… но теперь охота как нельзя кстати, и мои близкие и без того тревожатся за меня, незачем давать им понять, как велика моя одержимость. Я до сих пор не знал толком, что за безумие овладело мной прошлой ночью. В самом деле пора найти способ обуздывать свои порывы. Пожалуй, немного отдалиться на некоторое время не помешает.

– Чем займетесь? – спросила она – судя по голосу, не слишком обрадованная моим известием.

Больше удовольствия, больше боли.

– Идем в поход в заповедник Гэут-Рокс, к югу от Рейнира.

Эмметту не терпелось открыть сезон охоты на медведей.

– Ну ладно, удачного вам похода, – без особого воодушевления пожелала она, чему я вновь порадовался.

Глядя на нее, я уже заранее начал мучиться, представляя, как придется попрощаться с ней, пусть даже на время. Она такая нежная и уязвимая. Это же просто безрассудство – оставлять ее без присмотра там, где с ней может случиться что угодно. Однако к худшему, что могло с ней случиться, приведут скорее встречи со мной.

– Можешь выполнить одну мою просьбу? – серьезно спросил я.

Она кивнула, явно заинтригованная моим тоном.

« Полегче ».

– Не обижайся, но ты, похоже, из тех, кто прямо-таки притягивает к себе неприятности! Так что… постарайся не свалиться в воду и не попасть под машину, ладно?

Я невесело улыбнулся, надеясь, что она не различит неподдельную тоску в моих глазах. Как я сожалел о том, что ей будет гораздо лучше вдали от меня, что бы с ней при этом ни случилось!

Беги, Белла, беги. Я люблю тебя слишком сильно – во вред тебе и себе.

Она обиделась – должно быть, в чем-то я снова просчитался. И обдала меня яростным взглядом.

– Сделаю, что смогу, – отрезала она, выскочила под дождь и постаралась посильнее хлопнуть дверцей.

Я сжал в кулаке ключ, который только что тайком выудил у нее из кармана, и, отъезжая, глубоко вдохнул ее запах.

После возвращения в школу снова пришлось ждать. Последний урок еще не закончился. Тем лучше, потому что мне требовалось о многом подумать и побыть одному.

В машине витал ее запах. Я нарочно не открывал окна, позволяя ему действовать на меня, пытаясь привыкнуть к ощущению жжения в горле, на которое обрек себя сам.

Влечение.

Серьезная проблема для размышлений. Столько сторон, столько разных оттенков и уровней смысла. Не любовь, но нечто неразрывно связанное с ней.

Я понятия не имел, влечет ли Беллу ко мне. И не станет ли тишина в ее мыслях раздражать меня все сильнее, пока я не взбешусь? Или существует предел, которого я в конце концов достигну?

Попытки сравнить ее физические реакции с реакциями других, например женщины из школьной канцелярии и Джессики Стэнли, мало что дали. Одни и те же признаки – изменения пульса и дыхания – могли с одинаковой вероятностью означать и страх, и шок, и тревогу, и интерес. Реакцией на мое лицо других женщин, да и мужчин тоже, была инстинктивная опасливость. Она преобладала над всеми прочими эмоциями. Казалось маловероятным, чтобы Беллу посещали мысли того же рода, что и Джессику Стэнли. Белла же прекрасно понимала, что со мной что-то не так, хоть и не знала точно, что именно. Коснувшись моей ледяной кожи, она сразу отдернула руку и поежилась.