Кларк Смит - Бог астероида [сборник litres]

В небе возникло ужасное пламенное свечение. С невыносимой медлительностью огромное солнце, поднимаясь к зениту, заполняло своей сферой чашу, образованную окружностью башни. Замысловатые резные фигурки словно удваивались под движением лучей этого света, звёздные монстры и горгульи источали ядовитое рубиновое сияние, вливавшееся в глаза Сэркиса, сводя его с ума, пока он не сомкнул свои веки. Но и с закрытыми глазами он продолжал видеть разъедающий, неумолимый, раздражающий цвет, клеймом впившийся в его разум. Наконец, на него навалилась великая тьма. Всё ещё преследуемый плавающими пятнами едкого малинового цвета он бесконечно долго тонул в медлительных свинцовых водах Леты, прежде чем потерять сознание.

Он проснулся в каком-то оцепенении, заторможенный и измученный, будто его нервы были сожжены этим жестоким красным буйством. С кошмарным усилием он открыл глаза и увидел небо погребального фиолетового цвета. Красное солнце сменилось столь же огромным фиолетовым солнцем двойной звезды; и этот пурпурный шар нависал сейчас над башней без крыши скорбным блестящим полумесяцем.

Сэркис никак не мог собрать воедино свои разрозненные мысли; но в его уме возник бесформенный страх, осознание чего-то непоправимо неправильного и гибельного. Его всё ещё удерживали ленты четырёх существ. Покрутив головой вокруг, он увидел, что рядом с ложем тихо плавают еще несколько этих созданий. В их ловких конечностях, более гибких и широких, чем руки, они держали множество странных предметов.

Увидев, что Сэркис проснулся, они подплыли к нему, предлагая некие гладкие, удлинённые штуки, похожие на фрукты. Одно из существ прижало к губам человека неглубокую миску, наполненную густой, вязкой жидкостью, явно намекая, что он должен её выпить.

Совершенно сбитый с толку и расстроенный Сэркис, вновь в ужасе отпрянул от этих существ. Их необычайные тела, залитые траурным фиолетовым светом, были похожи на трупы, на мёртвых инозвёздных существ. Бескрайняя меланхолия изливалась из пурпурного солнца, опускалась каскадами с наклонных стен, струилась с чудовищных резных фигур. Жужжание его помощников, которые, несомненно, пытались успокоить Сэркиса, было тяжелым и ужасающим, походя на заупокойную мессу. Отказавшись от предлагаемой еды и питья, он закрыл глаза и лёг неподвижно, поддавшись охватившему его мрачному безумию.

Всё, что последовало за этим, было словно частью этого безумия, и не отделялось от переполнявших его фантазмов. Сэркис был снят с ложа своими спутниками, образовавшими своего рода колыбель из собственных конечностей, в которой они вынесли его из башни и повлекли по какой-то бесконечной дороге. Периодически он открывал глаза, глядя на ужасные растения, которые плавали и качались в фиолетовом воздухе, подобно морским водорослям в океанском течении.

Вскоре он понял, что его носильщики спускаются с крутого склона, словно направляясь в какой-то еще более глубокий круг этого скорбного ада. Стены, которые, возможно, были наклонными катакомбами, освещёнными синеватым, смертным сиянием, подавляли его своей близостью.

Наконец, Сэркис обнаружил себя в большой комнате, обстановка которой в его расстроенных глазах состояла из страшных и многообразных орудий пыток. Тревога Сэркиса возросла, когда плоскотелые существа растянули его на слегка вогнутой плите из бледного минерала; принадлежности и механизмы по бокам и оконечностям которой напоминали средневековую дыбу.

Каменящий страх подавил его силы, остановил его дыхание, так что Сэркис даже не мог сопротивляться. Один из его предполагаемых мучителей плавал над ним в адском синем свете, в то время как другие, собравшись в некое подобие кольца, парили вокруг плиты. Плавающее существо накрыло бахромистыми кончиками своей средней ленты рот и ноздри художника, и он ощутил странный шок от этого контакта.

Ледяной холод вливался через его лицо в лоб и голову, в шею, руки и в туловище. Казалось, что существо применило какую-то странную, ошеломляющую силу – за потоком холода последовала потеря всех ощущений и необычная отстранённость от ужаса и недомогания, которые его мучили. Без тревог и размышлений он рассматривал находящихся вокруг него существ, которые сняли с него одежду и прикладывали к его телу зловещие маленькие диски и игольчатые пластины, являвшиеся частью механического оборудования плиты.

Всё это было для него бессмысленным. Каким-то образом – он даже не пытался понять, как именно, – вся сцена приобретала всевозрастающую тусклость и отдалённость, словно он отплывал от неё и от самого себя в другое измерение.

Его возвращение в сознание было похоже на новое рождение. В нём присутствовала некоторая странность – Сэркис, словно ребёнок, рассматривал новое окружение, но его страх и боль полностью исчезли. Он не обнаружил ничего чудовищного, неестественного, или угрожающего в мире, который был теперь открыт его чувствам.

Позднее, когда он научился легко общаться с обитателями Млока, те рассказали ему о необычных и радикальных операциях, которые они сочли необходимыми произвести с ним. Эти операции затронули его нервы и органы чувств, изменив все его каналы восприятия и даже определённые подсознательные функции, чтобы облегчить мучения, которые он испытывал от образов и колебательных излучений мира, в котором человеческие чувства не могли функционировать должным образом.

Поначалу местные обитатели не понимали его страданий, поскольку сами, будучи гораздо более приспособляемыми, чем люди, не испытывали какого-либо заметного дискомфорта при переходе из одного мира в другой. Однако после проведения диагностики состояния Сэркиса, они поспешили облегчить его мучения, благодаря достижениям их науки, превосходящей человеческую.

Сэркис так никогда и не смог полностью понять, что с ним сделали; тем более, что результаты операций, подарившие ему совершенно новый диапазон восприятия, были почти незаметны. Хозяева этого чужого мира искренне хотели, чтобы он мог слышать, видеть, чувствовать и воспринимать всё точно так же, как и они сами.

Пожалуй, наиболее основательные изменения произошли в его восприятии визуальных образов. Он видел новые цвета божественной мягкости и красоты. Красный дневной свет, который чуть не свёл его с ума, стал теперь чистым и безымянным оттенком, который Сэркис каким-то образом ассоциировал с изумрудно-зелёным. Фиолетовый свет двойной звезды больше не подавлял его, а её ультраспектральный цвет отдалённо ассоциировался у него с бледным янтарём.

Его представления о форме также претерпели соответствующие изменения. Тела и конечности инопланетных обитателей, которых он считал почти двумерными, некогда напугавших его своей гоблинской гротескностью, на самом деле представляли собой множество соединённых тонких плоскостей и кривых. Их сложность и глубина доказывали существование по крайней мере ещё одного, совершенно нового измерения. Облик их был эстетически приятным, с фундаментальной симметрией, подобной той, какую он ранее различал в хорошо сложенных человеческих телах. Местная растительность, пейзажи и архитектура больше не воспринимались им как ненормальные или чудовищные.