Эль Бруно - Бестиарий [litres]

В голове Саши звенело. Они уже вышли из машины и двигались в сторону небольшой палатки, где пекли блинчики. Несмотря на то, что девушка толком не завтракала, она остановилась у двери, взглянула на Кристиана беспомощно, проронила:

– Ничего… не понимаю. Что такое Карро?

– Та самая тварь, из-за которой творится зло.

– Демон? – страдальчески всхлипнула Саша, понимая, что голова ее сейчас разорвется.

Кристиан молчал. Он неожиданно подхватил ее под руку и нежно погладил по лбу:

– Перенапряглась. Не стоило всё на тебя вываливать. Спокойно, осторожно, смотри на меня…

Саша, переставая ощущать собственное тело, медленно перевела взгляд на Кристиана:

– Когда ты отправлял меня туда…

– Тихо-тихо-тихо…

– Когда ты отправлял меня, ты всё знал. Да ведь?

– Тебе не должны были так вредить, – успокаивающе бормотал он. – Ты послана только изучать обстановку. Я не отправил бы тебя к людям, которые станут играть с твоим рассудком, потому что он мне самому нужен. Они нарушили соглашение со мной.

Неожиданно Саша с легким удивлением осознала, что Кристиан зол. По-настоящему. Сейчас, когда он гладил ее по лбу (к ее счастью, девушка ничего не чувствовала и не замечала), сейчас, когда тон его столь мягок и нежен, он действительно зол. Только она не понимала, почему и что это значит.

– Я найду тебя, Александра, – прошептал он успокаивающе, подталкивая ее к двери крохотного кафе. – Но сейчас ни о чём не думай. Считай, что у тебя небольшой перерыв. Позволь себе не напрягаться, это вредно.

– Кристиан, – она поежилась, – прекрати, пугаешь…

Мне твой мозг нужен в рабочем состоянии. Они нарушили договор. Нельзя нарушать договор с «Перекрестком».

Я не стал отвечать Александре, что такое Карро, ибо могу говорить про него долго.

В перечне великих грехов пропущен один – самый постыдный, самый бесчеловечный, самый сильный в плане толчка к деградации. Он масштабен, и его можно найти всюду в мире. Куда бы вы ни взглянули – он уже там. Карро.

О нём не говорит церковь, а если и говорит, то полушепотом. Вы найдете лишь синонимичные упоминания этого демона, лишь очертания, но его имя стерто. О нём не говорят, потому что признать его неудобно, как регулярную связь с проституткой или недержание.

Церковь о нём молчит потому, что он есть в ней. Мы о нём не говорим, потому что он – среди нас. Власти о нём не говорят, потому что он ей выгоден. Моралисты о нём не пишут, потому что это лучший способ остаться неуслышанным. Ибо когда его упоминают, все молчат, либо с упреками оправдываются, и это выглядит жалко, потому что демон масштабен. Он соседствует с еще одним, порождая его, как своего преемника. Он правит не столько миром, сколько массами.

Карро считается демоном жестокости. На самом деле, это снова синоним. Истинное обозначение глубже.

Он шепчет: «Забудь, ты тут ничего не можешь сделать».

Он шепчет: «От тебя всё равно ничего не зависело».

Шепчет: «Ты ничего не значишь против большинства, смирись».

Если вдуматься, то самое частое слово в его лексиконе – ничего. Ничто.

Он был рядышком, когда толпа собиралась смотреть на казнь, потому что это было единственным развлечением. Это он говорит тебе не вмешиваться, если ты видишь несправедливость. Он унижает, подавляет, он делает жалкой даже церковь, потому что духовенство против него… Сравните-ка.

Он генетически вшит в нас, потому что начинается со стадности. Он начинается с возможности противопоставления личности и общества.

Безразличие – вот что значит Карро. И вот, вы видите социум, который боится развиваться, идти на риск и состоит из людей, не готовых даже к капле сострадания. Сейчас в моде жестокость, потому что она делает безразличие не таким позорным. А оно – действительно позорно. Это как притворяться калекой, хотя ты здоров, и ожидать, что мир будет тебе потакать в твоих слабостях. А он не станет потакать, и всё, что тебе нужно для своего счастья – начать хоть что-то делать. Всё, что нам нужно для нормального общества – начать что-то делать.

Ловить в себе безразличие неприятно, потому что это толкает на вопросы к миру и своей совести. Сразу хочется оправдаться, хотя нужно – найти и опознать в себе эту тварь – раз. Принять – два. Спросить, станешь ли ты что-то менять – три. Мы не доходим до третьего пункта, подсознательно зная, что ничего делать не станем, а осознавать себя, в сущности, слабеньким, маленьким человечком нам не очень приятно.

Это единственный демон, который для меня превосходит всех по уродливости. Единственный, кто действительно выводит из себя.

Кристиан был слеплен из способности действовать. Когда Саша сбежала из больницы, когда она попыталась себя убить, когда спасла его от выстрела в прошлый раз, каждый раз, когда превозмогала свою асоциальность, он почти любовался ею.

Если Саше как-то необратимо повредили, Кристиан нарушит парочку собственных правил, причем, не будет об этом жалеть.

Его мимика оставалась спокойной, когда он смотрел в окно и размышлял, позволяя своей помощнице немного отдохнуть, но она чувствовала по микродвижениям, что внутри него разгорается странный огонь. Если бы ее спросили об ассоциациях, она бы ответила – это пламя бело-голубое, как у газовой плиты.

– В чём отличие между безразличием и дзэном?

Я же не мог сейчас всего этого говорить вслух?

Саша убито и сонно смотрела на стол, изредка пытаясь доесть свой блинчик.

– Что? – встрепенулась она, поймав на себе напряженный взгляд Кристиана.

– Почему ты спросила?

– Подумала про заведующего. Он не причастен к похищениям, я почти уверена, но он всё-таки та еще тварь. Ведь он догадывался, подспудно знал… Потом я задумалась и вот пришла к вопросу. В чём разница между дзэном и безразличием? Почему ты так на меня смотришь?

– Ты сейчас очень красива, – заметил он почти бесстрастно, не отводя от нее внимательного взора.

Она возмущенно сдвинула брови, захотела выпалить что-то эмоциональное, но осеклась, угадав, что он – искренен. Не понимая его, она только плечами пожала, испытывая острое желание спрятаться от пристального внимания в свою сторону. Саше было немного не по себе. Словно он видел в ней не человека, а скульптуру, которая принадлежит ему, и это – гордость его коллекции. Словно она неодушевленный предмет, ведь он не замечал сейчас, что выглядит на самом деле Саша просто ужасно – бледная, растрепанная, помада смазалась, под нижними веками тени от туши, которую она случайно задела рукой, по инерции потирая глаз.

– Отличие между безумием и мудростью всегда в наличии самоконтроля. Представь, что с нами рядом сидят двое. Один проповедует дзен, а другой – безразличие. Если кому-то тут понадобится помощь, первый поможет человеку немедленно, спокойно, бесстрастно и ничего не желая взамен, принимая ситуацию, как есть. Он знает, что он делает и почему. Просто при этом отключил важность и мыслит согласно своей вере и кредо. Он к этому шел, он вырастил в себе бесстрастную любовь к миру. Второй же, проповедующий безразличие, закрылся от мира и съел сам себя. Самопереварился. У него ничего нет, кроме «мне безразлично». Ни глубины, ни изюминки, ни характера. Ничего. И в этом вся разница. Один содержит в себе бескрайность, а у второго эмоциональный диапазон мухи-дрозофилы.