Эль Бруно - Бестиарий [litres]

Кристиан молчал.

– Вы знаете, в чём цель эксперимента? – спросил паук.

Снова молчание.

– Конечно, знаете… Во время холодной войны наша страна проводила массу опытов по созданию так называемого сверхчеловека. Идеального пролетария и солдата, который мог бы убивать за идею и товарища Сталина. Эксперименты задумались сразу после второй мировой. Для этого использовали некоторую часть военнопленных. Все эксперименты, конечно, антинаучны и провальны. Это эксперименты с гипнозом, с наркотиками, с телевидением, с зеркалами Козырева… Несколько из них оказались успешными, а один подавал большие надежды: на очень долгий срок солдат приобретал невероятные способности в бою. Однако, после этого, он стремительно умирал. Кроме того, в девяностые годы эксперименты окончательно закрыли. Стране стали требоваться вовсе не идеальные солдаты, а идеальные мозги. Проект расформировали. Его откопали, когда изучали свойства человеческого разума и воскресили относительно недавно, лет двенадцать назад. Только немного с другой целью. Теперь уже мало быть сильным и послушным, упор был сделан на выносливость нервной системы и сообразительность вместе с покорностью. По большей части, опыты проводились над женщинами, у них ниже порог сопротивляемости, они поддаются быстрее. А потом по неизвестной мне причине проект закрыли. Годы нашей работы, открытий, стремлений… пошли прахом. Меня уволили, дали много денег. А с чем я остался? С не отвеченными вопросами, с унижением! Мне сказали, что я могу получить пенсию и работать учителем. Так и сказали, серьёзно! А я – ученый, который находился на грани потрясающего открытия. Но никому это не было интересно.

– Трогательно, – пробормотал Кристиан. – Но не интересно.

– И вас, похоже, не смущало, скольких вы убили… – спросила тихо Саша.

Он посмотрел на нее удивленно:

– О чём вы говорите, девушка?

– Сожженые, искалеченные, выброшенные на обочину жизни…

– А, вы о подопытных? – он всё еще казался искренне удивленным. – Конечно. А что с ними еще делать? Вы же не ожидаете к ним сострадания, честное слово! Они – даже не люди. Во-первых, это – женщины, у них даже строение мозга не предполагает способности им пользоваться. Во-вторых… – Он осекся, увидев, что Кристиан направил на него пистолет:

– В чём заключался твой план, если бы тебя поймали?

Он рассмеялся:

– Прошу прощения, я подумал, с вами можно разговаривать. Но вы и впрямь верите, что…

Кристиан снял пистолет с предохранителя:

– Отвечай.

– Начать с того, что лаборатории тут нет. Я ее спрятал в другом месте. И, к тому же, на втором этаже есть группа детей. Если со мной что-то случится, их расстреляют. Все любят детишек, правда? Это стандартный способ манипуляции. Он всегда срабатывает.

Саша оторопела, не способная шевелиться. Ей показалось, что всё кончено. Она услышала смех Фишера.

– Дети? И только? Понятно… – он убрал пистолет. – Я опасался, ты придумал нечто действительно серьезное. Александра, уйди!

– Да. Пускай она пойдет на второй этаж. К детям.

– Почему бы и нет. Это лучше, чем ждать на улице, – безмятежно согласился Кристиан.

– Интересный ты человек, – высказался Василий Вячеславович. – Диссоциальное расстройство?

– Да. Еще я лечился от алекситимии. Почти успешно. Я научился пользоваться мимикой и освоил сарказм, – легко ответил Кристиан. – Александра?

– Я… ухожу, – ответила она тихо.

– Ты же не вернешься, пока я не скажу?

– Нет.

– И не будешь поворачиваться, когда пойдешь по лестнице?

– Не буду.

– Я верю тебе. Уходи, – улыбка сошла с лица Кристиана, когда он посмотрел на ученого. Тот держал руку на кнопке, незамеченной сначала Кристианом и Сашей. Это был тревожный колокольчик, который подавал сигнал на второй этаж.

Поднимаясь по лестнице, Саша вспомнила – холод леса, глубокие сугробы, каменное лицо Кристиана, велевшего ей отвернуться и зажать уши, чтобы она не видела и не слышала «того, что произойдет». Тогда девушка решила – Фишер намерен застрелить убийцу.

Но он никого не убил. Он только…

Саше очень хотелось обернуться и увидеть, что происходит. Отчего настала такая жуткая тишина?

Она заставила себя идти, потому что поняла – если что, Крис выстрелит в нее. Он пристрелит ее без сожаления, если она сейчас посмеет его разочаровать. Ее это не злило только потому, что всю остальную часть мыслей занимали дети. Сколько они уже там, перепуганные, под дулом оружий, без родителей, запертые от всего мира?

Она была рада, что Фишер отправил ее наверх. Во всяком случае, если что-то пойдет не так, она отдаст свою жизнь за то, чтобы защитить хоть кого-то из них.

Но дело обстояло куда хуже. В комнате на втором этаже не было кроватей. Дети спали на полу, и ходили в туалет в большое общее ведро. Окна были заперты, и тут стоял ужасный запах. В том числе из-за сигарет. Всем детям было не более восьми лет. Один мальчик обнимал девочку, похожую на него. Все молчали. Поскольку дети обычно не молчат – все это явно было очень серьезно. Они сидели молча, поджав губы и избегая смотреть на оружие.

Саша поняла – дети находятся здесь, как минимум, двое суток. Истощённые, бледные, заплаканные и очень серьёзные, до холода в жилах.

Саша вошла, подняв руки. Лицо ее было спокойно. Никогда еще она не чувствовала себя такой сильной. Отчего-то присутствие детей вызывало в ней какой-то героический подъем. Она украдкой слабо улыбнулась одному из них и помахала рукой.

– Мне сказали прийти сюда, – начала говорить она.

Тот, кто должен был казнить детей, стоял в углу, держа в руках автомат. На нем была лыжная маска, но было ясно, как ему осточертело тут находиться.

«Скорее всего, у него есть сменщик», – подумала Саша.

Она спокойно позволила обыскать себя и отобрать шокер. Потом ей сказали отойти к стене.

– Ты должна молчать. Ни слова вслух, – предупредил охранник.

Саша кивнула, а потом подняла руку.

– Никаких вопросов.

Она пожала плечами и опять кивнула.

«Ему не нравится его задание, но он думает, что у него нет выбора. Заплатили ему очень много, – анализировала девушка. – Его нельзя переубедить, он не поддается внушениям, его нервная система очень крепка. Если он убьет детей, то потом пойдет в бар и напьется до потери памяти, а после просто возьмет свои деньги и исчезнет. Постепенно он забудет этот случай. Он довольно умный, раньше занимался спортом профессионально, знает, что такое дисциплина и самоконтроль, умеет подчиняться приказам. Своей идеологии и принципов у него нет, потому что это только усложняет жизнь. Проще не заморачиваться. Умереть он боится, и это – его слабость. Дети так спокойны еще и потому, что их напичкали каким-то седативным. Они почти не шевелятся».