Эль Бруно - Бестиарий [litres]

– Запросите посадку в первом попавшемся аэропорту, – спокойно и отчетливо выговорил Кристиан. – На борту обезврежены два террориста. Третья находится без сознания.

– А вы, вообще, кто такой? – спросил пилот, посмотрев на Кристиана немигающим, внимательным взглядом.

– Сознательный гражданин. Это имеет значение прямо сейчас?

Пришлось пилоту признать, что не имеет.

Фишер знал, как собирать некоторые бомбы, он разбирался в их устройстве, но сам никогда не обезвреживал и, скорее, доверил бы это дело профессионалу. Вот только, разумеется, никто в салоне не имел представления, как это сделать.

Он вернулся к шахидке и написал Саше: «Выходи к нашему месту».

Похлопав по щекам шахидку, Кристиан привел ее в чувство. По-русски она говорила замечательно. Сначала, конечно, ничего объяснять не хотела, и детектив, нимало не переживая, что делает это на виду у пассажиров, вытащил из кармана невесть откуда у него имеющуюся иглу и поднес к глазу шахидки. Голос прозвучал невероятно благожелательно:

– Не расслышал, что вы сказали. Где взрывчатка? Сверкая темно-карими глазами, она шумно дышала, но молчала.

– Помоги мне, – скомандовал Кристиан подошедшей заплаканной Саше, кивнув в сторону пленницы. – Эти двое уже никому не навредят. Третья нужна в сознании. Это реально или мне ее пытать?

Саша сделалась серьезной и сосредоточенной, машинально вытащила из заднего кармана джинсов свой блокнотик, ручку – мысли лучше складывались, когда она писала. Сканируя женщину непривычно жестким, мертвым, как у самого Кристиана, взглядом, она отсеивала ненужную информацию.

– Она научена терпеть пытки. Бомба взорвется только по ее сигналу… нет. Сама. Взорвётся через… – Саша прищурилась, глядя на женщину и изучая её мимическую реакцию на всё, что она говорит. – Двадцать… Нет, пятнадцать… Боже мой, десять минут?

– Не отвлекайся, Александра!

– Как она это делает? Я буду говорить только с ней, – неожиданно подала голос шахидка.

Никогда еще он не видел свою помощницу такой собранной, раньше ее манипуляция не была столь продуманной. Она заговорила неторопливо, не отрывая контакта глазами с женщиной.

– Лжете. Вы торжествуете, ведь через считанные минуты всё закончится. И, хотя в ваше сознание закрадывается мысль, что близко спасение и существует альтернативный вариант – оставить себя в живых – вы гоните это прочь. Ведь вас учили, как действовать. Вы знаете, что люди будут с вами говорить, если поймают, начнут искать слабости. Жалкие, думаете вы, твари, прозябающие без цели в грехе и безбожии. Ваша любовь к Аллаху велика, и он взирает на вас, думаете вы. Но правда в том, – продолжила Саша, садясь прямо перед ней, – что сейчас на вас смотрю только я, этот человек и остальные люди в салоне.

В эту секунду на шахидку смотрела испуганно девочка, сидевшая на коленях у бабушки. Надменная, холодная улыбка коснулась губ женщины. И Саша, увидев этот взгляд, скомандовала:

– Ничего не получится. Действуй, Крис!

Мне неизвестно, из какой организации эти девиантные образцы человеческой расы. Моё задание – не уничтожить бомбы, а захватить конкретную цель. У меня было лишь её описание и требование вернуть беглянку. А оказалось всё куда сложнее…

Каждая террористическая ячейка имеет стандартную иерархическую систему тоталитарного типа. Человек на верхушке всегда невидим. Это образованный, состоятельный, чрезвычайно хорошо натасканный бизнесмен, и единственный бог, которому он поклоняется, что бы он ни говорил сам себе – золотой телец. Но никому ниже по иерархии это точно неизвестно. Люди под верхушкой – наставники, учителя, идеологические стержни и солдаты, которые и являются воспитателями целых поколений террористов. Детей отбирают с малого возраста. Редко тренируют и вербуют взрослых людей. Если такое и происходит, то чаще всего их используют, как расходный материал, и никогда им не доверяют, поэтому вклиниться туда агентом почти невозможно. Каждый проверенный человек выращен там чуть ли не с рождения. С малого возраста детям внушают определенные идеологические стандарты – простые, жесткие, бескомпромиссные. Стиль воспитания программируется учителями и более образованными пастырями пирамиды. Бывает и так, что изначально вербовщиками позиция секты преподносится исключительно, как миролюбивая. Мастера своего дела способны убедить слабый, скептический разум в данном абсурде.

Обо всём этом стаду жертв на закланье неизвестно. Им положено понимать самый минимум. Существо, сидящее передо мной – это с детства окончательно и бесповоротно сломанная, мертвая личность, запрограммированное животное без жалости, с искалеченными естественными инстинктами. Эта женщина никогда не станет защищать своего родного ребенка, потому что так воспитываются звери – без внимания и заботы.

Саша, читая пленницу, упала в нее слишком сильно, и оказалась к ней близко. У женщины были ярко накрашены ногти, Фишер запоздало понял, что это было сделано с умыслом. На них прикреплялись крошечные, тонкие лезвия. Видимо, помощница Кристиана чем-то особенно сильно не понравилась шахидке, потому что она, резко потянувшись, выцарапала бы ей глаза, если бы шустрая девушка не отшатнулась назад. Когти шахидки полоснули Сашу по виску и щеке, оставив глубокие шрамы, а второй рукой смертница сделать ничего себе не успела, потому что Кристиан перехватил ее и вонзил женщине иглу в глаз. Тот с хлюпаньем лопнул, Саша, закрыв рот руками, судорожно отвернулась.

– Как обезвредить бомбу и где она? – сдавливая шею и нацеливаясь на второй зрачок, спросил Фишер.

В салоне начиналось беспокойство, кто-то истерично зарыдал, кто-то при виде насилия пришел в странное возбуждение, очень раздражающе вслух молился какой-то парень, перевирая «Отче наш». Саша поднялась, прижимая к сильно окровавленной щеке край своего свитера.

– Прошу вас, содействуйте нам! Чем спокойнее вы держитесь, тем легче будет обезвредить бомбу. Человек рядом со мной специально обучен. Советую не смотреть на происходящее и обратить внимание на близких вам людей, а также на соседей. Давайте сохранять мужество.

Она загородила собой Кристиана, ее успокаивающий голос, ровный тон и взгляд, который словно бы проникал в душу каждому, одновременно казались неуместными, но странным образом действовали на людей умиротворяюще.

Второй глаз шахидки вытек наружу разноцветным, густым киселем…

– Знаете, что еще более неприятно, чем медленно выколотые зрачки? – ласково прошептал женщине Фишер на ухо. – Иглы внутри уха. Я обладаю навыками хирурга, и знаю способ воткнуть ее так, чтобы вы не потеряли слух. Удивительно, но при этом вы будете отчетливо слышать, как острие, – он коснулся мочки уха своей пленницы, – практически входит в мозг. А еще знаете, что? Я понял, как обезвредить бомбу, но способ рискованный. Если вы не заговорите и вынудите меня действовать самому, я вас не убью, а просто сильно стукну по голове. Убью потом. Медленно. Вы будете умирать не меньше месяца, а моя фантазия неистощима на пытки, я питаю к ним своеобразный интерес. Во мне просыпается художник, бывает сложно остановиться. Вот как сейчас…