Константин Поповский - Местоположение, или Новый разговор Разочарованного со своим Ба

Фауст: Нет, в самом деле, Вагнер. Почему бы нет?.. Женщина – конечно, настоящая женщина – опрятна, аккуратна, в меру сообразительна, чистоплотна, изящна, жертвенна, трепетна, верна и все такое. Разве не скажем мы поэтому, глядя на нее, что она божественна? А раз так, то почему бы и Создателю не быть женщиной? Мне кажется, это гораздо более достоверно, чем если бы кто-нибудь решился доказать, что Бог – мужчина… ( Сердито ). Да посмотри же, наконец, на это чудо! Разве не содержит она в себе все те достоинства, которые я только что перечислил?

Вагнер: Можете добавить сюда еще, что у нее к тому же довольно сносный голосок… Третьего дня я был у них в гостях и слышал в ее исполнении новые итальянские арии.

Фауст: Так ты знаком?

Вагнер: Я разве не сказал?..

Фауст: Так что ж мы тут стоим?.. Пошли!

Вагнер: Куда?

Фауст: Ты меня представишь.

Вагнер: Боже правый!.. Бедный Фауст… Неужто зашло так далеко?

Фауст: Пошли, пошли!.. Они сейчас уйдут!.. Поторопись же! ( Тащит Вагнера за собой ).

Вагнер: Простите меня, но вы сегодня просто какой-то мавр, ей-богу! ( Исчезает вслед за Фаустом ).

Свет меркнет.

Лаборатория Фауста . Несколько заставленных столов, шкафы с книгами, кресла, глобус, нагромождение колб, реторт, горелок и других инструментов для опытов. В глубине помещения угадывается дверь, ведущая в жилые покои. Над входной дверью висит большая пентаграмма. Полумрак.

Фауст( появляясь на пороге, негромко и насмешливо, сам с собой ): Что, бедный Фауст?.. Вновь за книги?.. За размышления о том, почему одно устроено так, а другое этак, как будто это примирит тебя с этим миром, которому наплевать на твое существование…( Медленно идет по лаборатории, иногда останавливаясь перед тем или другим предметом ). Глупец!.. Глупец!.. Чего стоят все эти книги перед одной ее улыбкой, которая объясняет больше, чем эти скучные фолианты… Мир, Млечный путь, глубины Океана – и все в одной улыбке!.. Невозможно!.. Я никогда бы в это не поверил, когда б не видел сам… Ты счастлив, Фауст?.. ( Смеется ). Боже мой!.. Это похоже на волшебную птицу, которая залетела к тебе в комнату и присела на спинку кресла, а ты замер, боясь ее спугнуть, и даже приглушил слегка дыханье, только бы она не улетела прочь… Я счастлив, нет сомнения…

На пороге с бельевой корзиной в руках появляется Кетхен .

Кетхен: Тук-тук.

Фауст: Тук-тук.

Кетхен: У вас была открыта дверь и я вошла без стука… Простите, ваша милость.

Фауст: Пустое.

Кетхен: Я слышала, как ваша милость опять разговаривали сами с собой.

Фауст: Ты слышала!.. Надеюсь, Кетхен, я не сказал ничего предосудительного?

Кетхен: Ну, что вы, ваша милость.

Фауст: Это всего лишь глупая привычка, Кетхен. Когда живешь один, то иногда хочется услышать чей-то голос, а так как рядом никого нет, то поневоле слушаешь свой собственный.

Кетхен: Смотрите, как бы нечистый не подслушал ваши разговоры и не подстроил вам ловушку. Говорят, он мастер на такие дела.

Фауст: Ты можешь не волноваться, Кетхен. Нечистый не войдет сюда, покуда над дверью висит эта волшебная пентаграмма. Скорее, он съест собственный хвост.

Кетхен: Но все же, ваша милость, будьте осторожней.

Фауст: Я постараюсь.

Кетхен: Тогда с вашего позволения, я заберу белье.

Фауст: Сделай одолженье…

Кетхен: Все выстираю и поглажу к сроку.

Фауст: Не сомневаюсь.

Кетхен с поклоном исчезает. Сделав круг по комнате, Фауст останавливается возле двери, за которой скрылась Кетхен . Небольшая пауза.

( Неуверенно ). Послушай, Кетхен…

Кетхен( появляясь на пороге ): Да, ваша милость?

Фауст: Хотел тебя спросить… Да вот не знаю, будет ли удобно… Скажи мне, ты ведь была влюблена когда-нибудь?

Кетхен: О, ваша милость…

Фауст: Так была иль нет?

Кетхен: И много раз, если вам угодно.

Фауст: Тогда, наверное, тебе известно, как отличить истинное сердечное чувство от греховной страсти, которую нам вкладывает в сердце нечистый?

Кетхен: Хотите знать, как отличить любовь от страсти?

Фауст: Хотелось бы, коль нету возражений.

Кетхен: Никак.

Фауст: Никак?

Кетхен: Никак, ваша милость. Ведь если кто-нибудь узнал бы, как можно отличить одно от другого, то, подумайте сами, от скольких несчастий и бед мы смогли бы тогда избавиться… А сколько разбитых сердец не были бы тогда разбиты?.. А скольких можно было бы избежать несчастных браков!

Фауст: Неужто, они так похожи, Кетхен?

Кетхен: Как сестры-близнецы. Так что если одного сразила искренняя любовь, а другого страсть, то их сердечные чувства нельзя будет отличить друг от друга, так они похожи.

Фауст: И что это за чувства, Кетхен?

Кетхен: Вы шутите, ваша милость!

Фауст: Нисколько.

Кетхен: Но это знает даже ребенок… Сначала сладость, после жар, потом бессонница, а после холод и страх лишиться своего обожаемого предмета, лихорадка, бессонница, ревность, озноб, и снова сладость, сладость, сладость, как будто ты попал в бочку меда и в ней сейчас утонешь… Вы, правда, этого не знали, ваша милость?

Фауст: Боюсь, что проведя столько лет за изучением наук, я слегка отстал от общего теченья жизни… Спасибо, Кетхен.

Кетхен: Не за что, ваша милость.

Фауст( рассеяно ): Прощай.

Кетхен: Прощайте, ваша милость. ( Скрывается за дверью. )

Фауст( какое-то время идет в задумчивости по лаборатории, затем, остановившись, негромко ): Итак, сначала сладость, после жар, затем бессонница… Нет, не бессонница, а холод, озноб и ревность… Тьфу, черт!.. Запутался…( Бормочет ). Сначала холод, потом бессонница, озноб и сладость… Нет, сначала страх, потом бессонница, озноб и лихорадка…( Сердито ). Довольно, Фауст!.. Похоже, ты забыл о книге, в которой сказано, что совершенная любовь не знает страха… А это значит, что любовь есть риск, неведомая область, куда вступая, ты можешь или все приобрести, или же все потерять, где требуется мужества не меньше, чем пред лицом чумы иль в рукопашной схватке, цена которой жизнь… Ах, Фауст, Фауст…

Кетхен( появляясь на пороге ): К вам господин Вагнер, ваша милость.

Фауст: Зови.

Кетхен исчезает .

В продолжение следующего диалога, Фауст быстро передвигается по лаборатории, переставляет колбы и реторты, достает инструменты, зажигает спиртовку, в то время как Вагнер , сняв плащ, усаживается в кресло.