Дженнифер Макмахон - Темный источник [litres]

– Она мне звонила… – продолжал Тед. Его голос звучал задумчиво и как-то нерешительно, словно он не был уверен, стоит ли рассказывать мне все, что ему известно. Лекси умерла, но он по-прежнему боялся ее предать. Впрочем, так было всегда, когда дело касалось моей сестры. Тед очень дорожил существовавшими между ними доверительными отношениями и готов был на многое, лишь бы сохранить их общие секреты.

– Когда?

– Три дня назад. Буквально перед тем, как… перед тем, как это случилось. – Он откинулся на спинку своего пластикового кресла.

– И что она сказала?

– Да ничего особенного, вот только ее голос… Она была какая-то взвинченная. Впрочем, ничего из ряда вон. Бывало и хуже.

Я невольно вздохнула. Лекси связывали с отцом совершенно особенные отношения, каких у меня никогда не было. Они понимали друг друга с полуслова, с полунамека. Она звонила ему, когда бросала принимать лекарства. Он звонил ей, когда его посещало вдохновение и он сутками напролет не выходил из мастерской. И самое главное: и Лекси, и Тед всегда брали трубку.

– Что она тебе сказала? – повторила я.

– Она расспрашивала меня о Рите. Ее интересовали любые мелочи, какие я только смогу припомнить. Но больше всего она хотела узнать… – Тед ненадолго замолчал, с тоской глядя на пустой бокал. – Она хотела знать, действительно ли смерть Риты была несчастным случаем. Как я понял, ей удалось обнаружить что-то, что дало ей основания предполагать: Риту убили.

– Убили?! – Мой голос прозвучал резко, почти сердито. «Похоже, вы оба спятили!» – чуть не сказала я, но сумела сдержаться. Сделав несколько глубоких вдохов, я более или менее взяла себя в руки. «Будь объективной, – сказала я себе. – Используй свое умение слушать. Постарайся узнать все, что можно, и только потом принимай решение».

– О’кей, – проговорила я как можно спокойнее. – А еще что-нибудь она сказала? Может быть, Лекси хотя бы намекнула, что́ ей удалось узнать?

Тед покачал головой:

– Она говорила очень быстро и довольно бессвязно. Я понял только, что она выяснила что-то очень важное.

Я кивнула:

– Ну хорошо. А что ты сказал ей?

Он уставился на свои сложенные на столе руки.

– Я сказал ей правду.

– А именно? – Я невольно напряглась, готовясь к самому худшему.

– Я сказал, что твоя мама знала: в ту ночь Рита была у бассейна не одна. Что она кого-то встретила.

– Что-о?! – Этой части истории я никогда не слышала. Я привыкла, что отец и Лекси не говорят мне всего, но что мама тоже… Нет, это было уже слишком!

– Как рассказывала Линда, ночью она вдруг проснулась и увидела, что Риты нет. Она хотела ее искать, но вместо этого подошла к окну. Комната была та же, в которой потом спала ты, поэтому бассейна ей было не видно, но она слышала голоса – Ритин и еще чей-то. Сначала твоя мама решила, что Рита снова играет с Мартой, но…

Я кивнула. О Марте – воображаемой подруге моей тетки – я слышала не раз. Бабушка рассказывала, как Рита требовала, чтобы за ужином на стол ставили одну лишнюю тарелку, которую она относила своей подруге. Не раз и она, и моя мать, и Диана слышали, как Рита беседует с Мартой: она сама говорила за свою воображаемую подругу высоким, немного визгливым голосом. И конечно, я помнила рисунок и надпись на внутренней стороне крышки от коробки с игрой «Змеи и лестницы»: «Марта В. 7 лет».

– …Но на этот раз, – продолжал мой отец, – это не Рита разговаривала сама с собой разными голосами, как она обычно делала, когда играла в Марту. Второй голос был незнакомым и… совсем другим. Линде очень хотелось посмотреть, с кем разговаривает Рита, но она боялась угодить в неприятности или подвести сестру, поэтому снова легла в постель и заснула.

– И именно в эту ночь Рита утонула?

Тед кивнул.

– Твоя мама всю жизнь винила себя в ее смерти. Именно поэтому она никогда никому не рассказывала о той ночи – ни своей матери, ни Диане, ни полицейским, которые расследовали этот случай. Линда боялась, что ее начнут спрашивать, почему она не вышла к бассейну, почему не позвала сестру домой. Я – единственный, кому она в конце концов доверилась…

Я попыталась представить себе, каково было моей маме жить с таким грузом, каково ей было бесконечно гадать, как могло все повернуться, если бы в ту ночь она вышла из дома. Бассейн, несомненно, превратился для нее в орудие пытки, служа постоянным напоминанием не только о том, что́ случилось с Ритой, но и о том, что она могла бы спасти сестру. Неудивительно, что мама возненавидела Ласточкино Гнездо и никогда не купалась в бассейне даже в самую жару.

– Но с кем Рита могла разговаривать ночью у бассейна? – спросила я. – Кто это мог быть?

– Возможно, там никого и не было. – Тед пожал плечами. – А если был, теперь уж этого не узнать.

– И ты рассказал все это Лекси? – Я раздраженно фыркнула. – Как ты мог?! – Моей сестре было не много надо, чтобы вбить в голову очередную бредовую идею, и Тед прекрасно это знал.

– А что мне было делать? – Он беспомощно развел руками. – Мы с Лекс никогда и ничего друг от друга не скрывали. Кроме того, ты сама знаешь: от нее просто невозможно было ничего скрыть. Лекси всегда чувствовала, когда ей рассказывают не всю правду. А уж если она что-то вбила себе в голову – все, конец. Ее было уже не отговорить. – И Тед, зна́ком подозвав официантку, заказал третью «Маргариту».

2 сентября 1929 г.

Лейнсборо, Нью-Гэмпшир

Теперь я уже ощущаю ее. Чувствую, как она плавает внутри меня, словно маленький головастик, как она с каждым днем растет и набирается сил. Я ем шпинат, печенку и сырые яйца, чтобы она росла быстрее. Каждый день я хожу на реку, сажусь на траву и подолгу разговариваю с моей девочкой, слегка похлопывая себя по животу ладонью. Тук-тук, малышка, ты дома? Ты меня слышишь, моя единственная? Стрекозы, сверкая алмазными крыльями, порхают вокруг нас, словно феи, а сверчки поют нам свои лучшие песни. Лето подходит к концу, но еще очень тепло, и я снимаю туфли и зарываюсь пальцами в спутанную, нагретую солнцем траву. Ты – моя сбывшаяся мечта , говорю я дочери, и мои слова сливаются с негромким журчанием реки. Иногда мне даже кажется, что я обращаюсь к ней не на английском, а на каком-то другом языке – на языке воды, быть может.

– Я ощущаю, как она толкает меня пяточкой, – говорю я Уиллу. Он смеется и отвечает, мол, еще рано, но он ошибается. Я чувствую эти толчки – легкие, как удары крыльев мотылька, залетевшего ко мне в живот.

Пританцовывая, я хожу по кухне и повторяю нараспев:

– Да, сэр, это мой ребенок! Нет, сэр, я его чувствую, что бы вы ни говорили.

Уилл смеется, берет меня за руки и танцует со мной.

Я получила очередное письмо от Элизы. У нее замечательные новости: буквально на днях маленький Чарли Вудкок встал на ножки и сделал первый в жизни шаг. И пусть он ходит пока не очень уверенно, главное – ходит! Это чудо, пишет Элиза. Самое настоящее чудо. Его родители, разумеется, в восторге. Они уже решили задержаться в отеле еще на две недели, чтобы маленький Чарли мог подольше принимать целебные ванны.