Ник Каттер - Отряд [litres]

Эфраим даже не кричал. Он лишь дрожал от прилива эмоций и шептал:

– Спасибо. Огромное спасибо.

Полумесяц лезвия вошел в его голову. По лицу потекла ошеломительно-яркая кровь.

– Спасибо, – продолжал бормотать он с жалкой благодарностью, а кровь пузырилась у него на губах. – Ты видишь его? Пожалуйста, найди его. Спасибо, спасибо, спасибо тебе…

Поведение Эфраима вызывало и смутную гадливость, и восхищение. У его психоза был какой-то странный наркотический эффект. Шелли гадал: если продолжить резать голову по кругу, получится ли оторвать скальп? Как это делали индейцы. Если да, то будет ли Эфраиму до этого дело?

Мысль о том, что можно часами копаться в покладистой жертве, постепенно разрезая Эфраима на кусочки, волновала до крайности… А если все пойдет своим чередом, не придется даже избавляться от тела, как это было с Трикси. Как только Шелли насладится смертью Эфраима, вытянет из него те секреты, которыми обладал Кент, и как только Макс с Ньютоном тоже умрут – задача трудная, но по-прежнему достижимая, – как только сдохнут все, Шелли получит их тела в свое полное распоряжение. Рассадит вокруг костра. Придаст позы конечностям. Вылепит на застывших лицах выражения, которые только он способен понять. Поиграет с кровью, которая патокой сочится из ран… Или расчленит их и поменяет части тел местами – головы одних на плечах у других, – оскорбит их смерть, опозорит трупы, что было бы смешно, до ужаса смешно, так смешно, что хохот снова начинает подниматься в горле. Потом он мог бы бросить тела насекомым, сделать их кровом и пищей для жуков, слизней и червей. Да, они стали бы пищей для червей.

Но нужно быть осторожным – оставшаяся парочка скоро вернется. Ему послышались голоса у костра. Шелли задумчиво прикусил губу.

Наконец он произнес:

– Подожди здесь, Иф. Я сейчас вернусь.

Он доковылял до генератора, покачал его, чтобы проверить, остался ли внутри бензин. Остался. Шелли спустился в подвал и нашел там пустую банку. Затем, открутив крышку генератора, перелил горючее.

А после вернулся к Эфраиму и сказал:

– Не могу вырезать его, Иф. Слишком увертливый. Единственный способ достать его – сжечь дотла.

Глаза Эфраима на окровавленном лице широко распахнулись и побелели. Слова Шелли прозвучали настоящим откровением. Ничего разумнее он никогда не слышал. Огонь очищает все.

Шелли поставил банку на стол.

– Сожги его. Это единственный выход, друг. – Он с нежностью коснулся содрогающегося лица Эфраима. – Ты ведь об этом знаешь, правда? Ты мой самый лучший друг.

Эфраим сглотнул. Казалось, что он вот-вот отмахнется от похожих на личинки пальцев Шелли, но те сами собой опустились. Шелли протянул ему зажигалку для мангала.

– Не надо, – сказал Эфраим, вытаскивая «Зиппо». – У меня своя.

Он взял банку и поднял ее над головой. На миг она замерла в воздухе. Лицо Эфраима вздрогнуло, словно под напором глубоких внутренних сил, а затем расслабилось.

– Спасибо, Шелли, – произнес он. – Ты единственный, кто понимает.

Рука Эфраима наклонилась, чтобы пропитать плоть бензином.

К ТОМУ ВРЕМЕНИ, когда Ньютон и Макс прибежали к хижине, Эфраима уже охватило пламя.

Огромный огненный конус окутал тело мальчишки, и тот внезапно стал казаться маленьким и съежившимся.

Лишь когда ребята выскочили на поляну, до них постепенно дошло, что же они видят. Оба замедлили ход, словно автомобили, подъезжающие к неудобной стоянке. Ужас породил слабость в ногах.

Эфраим пылал.

Стремительно превращался в обугленное чучело.

Все внутри мальчишек вопило, требуя что-нибудь сделать, но что, Господь милосердный, они могли сделать ? Сама идея крикнуть ему, веля остановиться, упасть и начать кататься по земле, казалась чистым абсурдом.

Пламя оранжевыми крыльями взметнулось над плечами Эфраима. Он стал таким легким и раскаленным, что мог бы взлететь, словно искра над костром. Его объятые огнем руки вращались, вырисовывая в воздухе перекошенные круги. От мельтешащих ног исходил такой звук, точно кто-то рвал в клочья тончайший шелк. Макс с ужасом разглядел, что Иф вдыхал пламя – огонь проник в легкие и поджег их.

Эфраим рухнул на землю. Ноги продолжали брыкаться, как будто он пытался перешагнуть через невысокую преграду.

Когда ребята наконец включились, было уже слишком поздно – но ведь иначе и не бывает? Макс бросился в хижину. Не обращая внимания на лежащих в ней мертвецов, схватил спальный мешок. Прибежал обратно и набросил его на Эфраима, свернувшегося калачиком на сухой траве. Из-под краев спальника поплыли струйки дыма. Одна нога Ифа торчала наружу. Черная подошва ботинка спеклась, став гладкой и блестящей, будто покрышка гоночного болида. На носке плясал одинокий язычок пламени.

Когда Макс откинул спальный мешок, с первого взгляда стало ясно, что Эфраим мертв. Жар скрутил его тело, точно брошенный в огонь целлофановый пакет, – бедра плотно прижало к груди, будто у эмбриона. Казалось, что жар приварил коленные чашечки ко лбу. Одежда или сгорела, или до самой кожи оплавилась от жутких алхимических процессов. Он весь обуглился, как забытое в духовке блюдо. Лицо стерлось, словно у манекена, к которому поднесли паяльную лампу.

– О господи, – произнес Ньютон. – Ох, Иф, Иф…

Грудь Макса стиснуло безжалостными железными обручами. Дыхание стало прерывистым и неглубоким. От шока он мог лишь пялиться на тело, взглядом просверливать в нем дыру.

– Где же, черт возьми, Шелли? – произнес Макс.

Левое веко начало странно подергиваться – мышцы то сжимались, то расслаблялись: казалось, он пытается подмигнуть, но никак не может справиться с лицом. Макс почувствовал закипающий внутри гнев – именно так, по его мнению, и должно происходить. Напряжение превращало страх в ярость, как давление превращает уголь в алмаз. Страх – внутренняя эмоция, она заперта в тебе. Надо выпускать ее наружу. Для этого ты превращаешь ее в ярость – наивысшую внешнюю эмоцию.

Ярость нужна лишь для того, чтобы на чем-то сосредоточиться. Неужели вот так Иф и шел по жизни – борясь с гневом, который был дальним родственником полнейшего безумия?

Из-за хижины показался Шелли. При виде его грудь Макса дернулась от внезапного потрясения.

Шелли выглядел так, словно кто-то нашел у него на спине потайную молнию, расстегнул и содрал с костей тридцать с лишним фунтов мяса, прежде чем снова застегнуть обвисшую оболочку. Да и кровь на руках невозможно было не заметить.

– Привет, парни, – дружески помахал Шелли. Голос его звучал чуть насмешливо.

– Ты . – Макс ткнул в его сторону пальцем. – Где ты был?

– Нигде особо.

Взгляд Шелли упал на Эфраима. Если в нем и мелькнула какая-то эмоция, то лишь сухое отвращение. Таким взглядом автомобилист одаривает сбитое животное на обочине.