Роберт Говард - Черная книга [сборник litres]

Я помню один образ, четко отпечатавшийся на сумрачно-красном фоне всеобщего безумия: гибкая обнаженная девушка застыла от ужаса возле алтаря. Она поднесла к губам кубок с кровью. Глаза ее горели. Я схватил ее левой рукой и швырнул о мраморную лестницу с такой яростью, что, должно быть, переломал ей все кости. Остальное я помню плохо. Краткая вспышка ярости – и святилище оказалось завалено трупами. Потом я стоял среди мертвецов, в святилище, больше напоминающем бойню. По полу протянулись ручейки крови. Повсюду были разбросаны жуткие и непристойные куски человеческой плоти.

Мой меч повис в бессильно опустившейся руке, когда я, еле волоча ноги, приблизился к алтарю. Веки Алуны затрепетали, и, когда я взглянул на нее, она открыла глаза. Мои руки безвольно повисли, я весь обмяк.

– Хьяльмар! – прошептала она. Потом ее веки сомкнулись. От длинных ресниц на щеки легли тени, с тихим вздохом она попыталась поднять голову. Больше всего Алуна напоминала девочку, которая прилегла поспать. Моя душа рвалась из груди, но уста сковала немота. Я был варваром и не умел выразить своих чувств. Я опустился на колени рядом с алтарем и неуверенно провел рукой по ее телу. Я поцеловал губы умирающей, неловко, как поцеловал бы их зеленый юнец. Один лишь этот поцелуй… только этот неловкий поцелуй… Впервые за всю свою жестокую жизнь я – асир Хьяльмар – отнесся к кому-то с нежностью.

Потом я медленно встал, постоял над мертвой Алуной и так же медленно и механически поднял меч. При прикосновении к его рукояти мой разум обуяло безумие – бешеная ярость, присущая моему племени.

Со страшным криком бросился я к мраморной лестнице. Иштар! Дух Алуны отправился к богине, и пусть по пятам за этим духом явится мститель! Пусть богиня поплатится за Алуну. Моя вера была простым культом варваров. Жрецы говорили мне, что Иштар жила наверху, и что лестница вела в ее обитель. Мне казалось, меня там ждут туманные царства звезд и теней. Я поднялся наверх, на головокружительную высоту, и святилище подо мной стало лишь неясной игрой тусклых огней и теней. Вокруг меня разлилась тьма.

Потом я неожиданно вышел, но не на широкие звездные просторы, где обитают божества, а к решетке с золотыми прутьями. Я услышал, как по ту сторону прутьев рыдает женщина. Но это оказалась не нагая душа Алуны, воющая перед божественным престолом, потому что ее плач я бы узнал, будь Алуна живой или мертвой.

В безумной ярости схватился я за прутья решетки. Они согнулись в моих руках. Я вырвал их и пролез в отверстие, едва сдерживая крик берсерка. В тусклом свете факела, установленного глубоко в нише, я увидел, что нахожусь в круглом сводчатом помещении, стены и потолок которого, казалось, сделаны сплошь из золота. Тут стояли бархатные ложа с шелковыми подушками, а на одном из них возлежала плачущая обнаженная женщина. Я увидел на ее теле следы от бича и остановился, ошарашенный и сбитый с толку. А где же богиня Иштар?

Должно быть, я произнес этот вопрос вслух, коверкая язык горожан, так как девушка подняла голову и взглянула на меня своими темными глазами. Она была очень красива, но в ее красоте таилось что-то чуждое, находящееся вне моего понимания.

– Я и есть Иштар, – ответила она мне. Голос ее звучал тихо, как отдаленный малиновый перезвон колокольчиков, хотя и прерываемый рыданиями.

– Ты? – ахнул я. – Ты – Иштар, богиня Хему?

– Да! – она поднялась на колени, ломая белые руки. – О, человек, кто бы ты ни был… даруй мне милосердие, если оно вообще существует! Снеси мне голову с плеч и покончи с моими муками, длящимися уже целую вечность!

При этих словах я попятился и опустил меч.

– Я пришел убить кровавую богиню, – проворчал я. – Я не собираюсь убивать хнычущую рабыню. Если ты – Иштар, то… что же все это значит?

– Слушай же, и я расскажу тебе! – вскричала она, придвинувшись ко мне на коленях и ухватив меня за подол кольчуги. – Только выслушай меня, а потом даруй ту малость, о которой я прошу… ударь меня своим мечом!.. Я – Иштар, дочь царя сумеречной Лемурии – страны, давным-давно погрузившейся в море. Еще в детстве я была отдана в жены Посейдону, богу моря. Той жуткой, таинственной брачной ночью, когда я лежала на груди океана, Посейдон даровал мне вечную жизнь, которая за долгие века моего плена стала сущим проклятием… Но тогда я жила в пурпурной Лемурии, молодая и красивая, как и сейчас. В то время, как мои товарищи по детским играм старели и седели, я оставалась прежней. А потом Посейдон устал от Лемурии и Атлантиды. Он встал и тряхнул своей пенистой гривой. Его белые скакуны промчались над степями, шпилями и алыми башнями, но, как и прежде, волны моего владыки, Посейдона, мягко вынесли меня на берег. Там меня и нашли жрецы. Жители Хему утверждают, что пришли на эти берега из Лемурии, но на самом деле они – раса рабов, говорящих на ублюдочном языке. Когда я заговорила с ними на языке Лемурии, жрецы закричали народу, что Посейдон ниспослал им богиню. Люди пали ниц и стали поклоняться мне. Но жрецы и тогда уже были такими же хитрыми и коварными, как сейчас, некромантами и дьяволопоклонниками, не признающими никаких богов, кроме Внешней Бездны. Они заключили меня в этом золотом куполе и с помощью пыток вырвали у меня мою тайну… Более тысячи лет народ поклонялся мне, и людям лишь иногда позволяли увидеть меня мельком – стоящей на мраморной лестнице, полускрытой дымом… или услышать мой голос, вещающий на странном наречии. Но жрецы…

О, боги Му, чего я только не вынесла от них! Богиня для народа – рабыня для жрецов!

– Почему ты не уничтожишь их своим колдовством? – недоуменно спросил я.

– Я не колдунья, – ответила она. – Хотя ты мог бы счесть меня ею, если б я рассказала тебе, какие тайны мне ведомы. Лишь одно колдовство я могла бы сотворить… колдовство, влекущее за собой страшную, всесокрушающую гибель… Но для этого мне нужно встать на рассвете на берегу и призвать Посейдона. Тихими ночами я слышу, как он бушует за утесами. Он спит и не внемлет моим крикам. И все же, если б я смогла встать у него на виду и призвать его, он услышал бы и внял моей молитве. Жрецы хитры. Они заперли меня там, где ему не видно меня и не слышно… Больше тысячи лет не смотрела я на его могучее голубое тело…

Неожиданно мы оба вздрогнули. Откуда-то издалека донесся до нас страшный, дикий гам.

– Измена! – воскликнула она. – Твоих соплеменников убивают на улицах! Вы уничтожили врагов, которых боялись горожане, и теперь они обратились против вас!

С проклятием бросился я вниз по лестнице, метнув лишь один, полный муки взор на тело, лежавшее на алтаре. Я выбежал из храма. На улице, за домами жрецов, звенела сталь. Оттуда доносились вой смерти, крики ярости и подобные грому боевые крики асиров. Горожане тоже вопили, переполненные торжеством и ненавистью. Но их крики смешивались с воплями страха и боли. Улицы больше не были безмолвными и пустынными. Они кишели сражающимися людьми. У дверей лавок, хижин и дворцов, появились горожане с оружием в руках. Они жаждали помочь солдатам, сцепившимся в безумной схватке с желтоволосыми чужаками. Эту неистовую сцену освещало пламя многочисленных пожаров.