Литтмегалина - Синие цветы I: Анна [litres самиздат]

Вскоре Науэль свернул с шоссе на дорогу поменьше и попустыннее.

– А у тебя вообще есть права? – запоздало решила утончить я.

– После того, как мы стали свидетелями двух убийств, едва не были убиты сами и, сделав вывод, что от нас так просто не отстанут, угнали машину, отсутствие у меня прав едва ли главная наша проблема. Еще спроси, есть ли у меня разрешение на ношение оружия, – над ветровым стеклом болталась тряпичная игрушка, мягко постукивая в стекло. Науэль сорвал ее и выбросил в окно. – Достала. Мы выезжаем из города. Постарайся расслабиться и получить удовольствие. Только уползли на заднее сиденье. Вероятно, они ищут двоих. Вот пусть двоих и ищут. Если что, плюхайся на дно машины и убедительно изображай, что тебя нет.

Я не знала, как изображать, да еще убедительно, что меня нет, но перебралась на заднее сиденье с максимальной неуклюжестью, которую Науэль, к счастью, не стал комментировать. Колени дрожали. От волнения чувствуя себя совершенно обессиленной, я легла и сжалась в клубочек, ощущая щекой шероховатую обивку сиденья. Темнота салона окружала меня, прохладная и плотная, как грязная вода. Героини романов, попадая в переплет, воодушевлены предстоящими приключениями, а я почему-то только боюсь и хочу курить.

Когда машина преодолела поворот, раздался свисток, пронзительный, как крик птицы, и Науэль надавил на тормоза. Я мгновенно соскользнула с сиденья. Началось? Я зажмурилась. Науэль вышел из машины.

– В чем проблема? – спросил он. Он говорил как-то иначе, но спокойно.

– Обычная проверка. Ваши документы.

Полицейский… Я не знала, радоваться или наоборот.

– Счас, – сказал Науэль, скомкав слово, и полез в салон с несвойственной ему неловкостью. – Где-то, где-то. Что о погодке скажете? Не блеск, да? – он шарил долго, но свет в салоне не включал, чтобы полицейский не увидел развороченную приборную панель. Науэль продолжал говорить все в той же странной манере, делающей его речь неразборчивой – ставил ударение иначе, проглатывал последний слог. В звучании исковерканных слов было что-то знакомое, но мне было так непривычно слышать их в исполнении Науэля, что я не сразу догадалась, где мой слух уже ухватывал подобную речь. После нескольких минут недоумения я узнала искаженный говорок нищих окраин.

Обшаривая поверхности, Науэль говорил с полицейским о том о сём, какой-то простодушной ерунде. Его словно подменили. Полицейский понимал два слова из пяти, отвечал невпопад и, наверное, уже не чаял отвязаться. Наконец Науэль выбрался из машины и протянул полицейскому что-то.

– Динки, – сказал Науэль. – Динки здесь не видали?

– Динки? – совсем замороченно повторил полицейский. – Кто такой «динки»? – и, после короткой паузы, во время которой он взглянул на то, что протянул ему Науэль, недоуменно спросил: – Карта?

– Да, кто такой «динки»? – спросил Науэль уже своим голосом и, резким движением схватив полицейского за шею, приложил его головой о машину. БУ-У-УМ!

Я взвизгнула.

– А кто ты? – прорычал Науэль яростно, но его жертва была безмолвна. – Кто ты?

Приподнявшись, я выглянула в окно. Вздохнув, Науэль схватил за ноги лежащего на асфальте полицейского, подтащил его к обочине и столкнул с насыпи. «Сегодня все неправильно, – подумала я, – ВСЁ». Происходящее действительно напоминало сумбурный, непонятный, пронизанный тревогой кошмар.

Науэль легко впрыгнул в машину, и мы сразу тронулись с места.

– Зачем ты его ударил? – спросила я.

– Это был один из них, – сообщил Науэль таким тоном, как будто уведомлял, что дождь начинается.

– А вдруг он…

– Подохнет? Нет. Самое страшное, что ему грозит, это рвота и постельный режим. Ну и еще простуда, все же не август, чтобы валяться на земле.

– Ты не мог быть уверенным в том, что это один из них, – возразила я. Мой голос звучал плаксиво, что мне самой не понравилось, а Науэля и вовсе могло привести в тихое бешенство. – Не мог, но все равно его ударил…

– Во-первых, с каких это пор здесь дежурит полицейский. Во-вторых, он не показал свое удостоверение, хотя и тискал его в руках, а это непрофессионально и подозрительно. В-третьих, он был смуглым. Видеть полицейских мне доводилось гораздо чаще, чем хотелось бы, и все как один соответствовали национальным стандартам. Это негласное правило, но оно действует. В-четвертых, значок крепится справа, а не слева. В-пятых, у него обувь не по форме. В-шестых… блядь, он даже не знает, кто такой динки. Ну что за идиоты. Будет сложно научиться презирать их больше. Впрочем, оно нам на пользу.

– Что именно?

– Пока что все, к чему приложились шоколадные ручки, выглядит кособоко. Недостаток опыта очевиден. Вероятно, сама ситуация для них так же свежа, как и для нас.

Когда позже мы проехали мимо поста полиции, на нас даже и не посмотрели.

– К слову о водительских правах, – вяло отметил Науэль, скользнув взглядом по ярко освещенной изнутри полицейской машине. – Как и все прочие права, они доступно изложены на банкнотах. И особо подробно – на крупных. По виду нашей кобылки легко догадаться, что крупных купюр у нас нет, а свистеть задешево безмерно утомляет.

Лично я была только рада, что нам дали спокойно проехать.

– Те… которые напали на Эрве… Они тоже были смуглые?

– Один из них. Не то чтобы совсем смуглый. Полукровка. Но все равно кшаанцев наблюдается избыточное количество. Дьобулус будет в восторге.

Я не знала, кто такой Дьобулус и почему он будет в восторге, но не стала спрашивать.

– Они в принципе не редкость. В Роане много иностранцев.

– Не редкость. Но не до такой степени.

Я перебралась на переднее сиденье и стиснула в пальцах пачку с сигаретами. Посмотрела на надменный профиль Науэля, едва различимый в темноте. Как по мне, так Науэль чересчур спокоен для человека, который только что приложил кого-то головой о железку.

– Ты говорил, как шпана.

– Была возможность научиться. Раньше только так и разговаривал.

– Зачем?

– Чтобы все от меня шарахались.

Мне всегда становилось не по себе от таких его высказываний.

– Как ты холоден, – протянула я, машинально выдыхая дым в его сторону. Науэль отмахнулся от него.

– А я должен рыдать?

– Я бы никогда не смогла ударить человека по голове.

– Рад за него, – безразлично отозвался Науэль, поленившись придумать более остроумную реплику. Он сунул в рот жвачку и по салону расползся запах клубники. Науэль не признавал жевательной резинки без сахара. Ему нравились те, которые были максимально приторными на вкус и запах, с наклейкой или вкладышем под оберткой.

– Кто такой динки?

– На полицейском жаргоне бродячий подросток уязвимого вида, – с сухим раздражением объяснил Науэль. – Которого можно забрать в участок и делать с ним что только вздумается. Знаешь ли, далеко не все люди видят проблему в том, чтобы причинять боль другим. Да и кто его хватится.