Элтэнно. Хранимая Звездой - Владыка Острова [litres самиздат]

– Это ты к чему? – не поняла Инга, для чего надо декламировать столь длинное стихотворение. Да ещё такое, которое, на её взгляд, было совсем не к месту. Даже несмотря на то, что читал его Художник с редкой выразительностью, какой был в нём смысл?

– Так разве можно мне уснуть, когда надорваны все вены, и кровь струится на песок часов времён? – повторил странный мужчина с мягкой улыбкой и шустро ударил указательным пальцем по кончику её носа. Непроизвольно она дёрнулась и моргнула. А когда открыла глаза, то никого возле себя уже не увидела.

– Твою мать! – тут же зло прошипела девушка и, поднимая с песка оставшийся там лежать круглый камень, со всей силы швырнула его в воду. Раздался всплеск и поднялась уйма брызг. Всплывать камень не стал. – Твою мать! Лучше вытащи меня отсюда, иллюзионист чёртов!

– Инга, вот ты где! – послышался с пригорка возглас.

Это Сашка бежал ей навстречу. Его она давно не видела, но последняя беседа наложила на их дружеские отношения основательную тень. Так что радоваться ему было сложно.

– Еле тебя нашёл!

– Ну. Нашёл. Что дальше? – она возмущённо скрестила руки на груди и совсем не оценила то, как тяжело дышал бывший коллега.

– Я не буду говорить, кто именно, но кое-кто очень желает знать, известно ли тебе что о некой Лисичке?

– Лисичке? – недоумённо произнесла Инга. Сердце заколотилось чаще и тяжелее. Это имя было ей невероятно знакомо. – Да. Я знаю её. Она – это я… Нет! Стой! Я – это не она.

Сумбурность, возникшая в голове, мешала прояснению сознания. Поэтому девушка, стараясь сосредоточиться, потерла пальцами виски. Кажется, думать и вспоминать стало легче.

– Я знаю её, – удивлённо для себя самой, вдруг сказала Инга.

– Ну, и? – нетерпеливо поинтересовался Сашка. – Что в ней такого важного?

Она открыла было рот, чтобы сказать, что Лисичка никому и никогда не казалась важной. Никому и никогда! В ней видел смысл только один человек. Тот, для которого её дружба являлась жизненной опорой. Для которого в ней заключался целый мир. Который любил её в чём-то больше, чем самого себя…

Она ничего не сказала о том, что вспомнила. Лишь спросила:

– Ты знаешь, что такое быть другом?

– Само собой! – не понял её вопроса Сашка.

– Так почему ты оставил меня, когда я умоляла о помощи? – требовательно прошептала девушка.

Собеседник, вздыхая, кисло поморщился, явно испытывая неприятные чувства, но ответил без заминки:

– Есть вещи важнее дружбы. Мне выпал шанс узнать суть мироздания… Инга, разве можно отказаться от возможности понять мир с высоты бога?

– Можно, если для тебя важнее остаться человеком. Можно даже разрушить целый мир ради кого-то, кто дорог. Потому что вес желания иногда значительно больше всего остального, будь оно хоть значимее некуда!

Её затрясло от переизбытка эмоций. Пальцы непроизвольно сжались в кулачки, а из глаз потекли слёзы. Это произошло не столько потому, что ей вдруг стало невероятно жалко себя, сколько потому, что она вспомнила, как являлась безмолвным свидетелем прошлого Хозяина Острова. Она вновь ощутила его мысли и эмоции. Его глубочайшую грусть. Его невысказанную боль. Его беспросветное одиночество.

– Слушай, мне действительно жаль, что я поступил именно так, – засовывая руки в карманы брюк, сказал Сашка. – Но сейчас у меня есть возможность помочь тебе. Для этого всего лишь расскажи подробнее про Лисичку.

– Если хочешь узнать про Лисичку, то ступай в замок мессира. В конце концов, она его дочь.

Сказав это, Инга, преисполненная внутреннего волнения, пошла прочь вдоль берега. Бывший друг попытался её нагнать и остановить, но она молча стряхнула со своего плеча его руку и только ускорила шаг.

Принесённое воспоминание о Лисичке и Пророке изменили для неё картину настоящего. Многое в единый момент вдруг стало ясным, почти понятным, но… так до конца и неосознаваемым.

Снаружи домик не представлял из себя ничего особенного. Обычный прямоугольник, сложенный из ровных брёвен. У входа небольшая терраса, крышу над которой поддерживали массивные столбы. Резьба на них едва различалась. Время почти истёрло её, но это было единственное украшение строения. Даже ручка двери выглядела как самое первое изделие кузнеца-подмастерья. Корявая. Но всё же она исправно служила своей цели. И Сашка, поддерживая своего незваного гостя, удобно ухватился за неё, чтобы войти внутрь.

Гость, представившийся ему кем-то под именем то ли Ривер, то ли как-то схоже, выглядел неважно. Белоснежные бинты на голове покрылись пятнами крови. Да и кожа его была бледнее, чем у прочих островитян. Лицо выражало болезненную сосредоточенность. Такое бывало, когда люди старались не упасть в обморок и воспринимать происходящее. Нога же, закованная в гипс, натыкалась на все более-менее крупные камни на дороге. Костыль только мешал продвижению. Поэтому Сашка, решив, что сбегал бы за сим приспособлением попозже, по сути, взвалил тело нежданного товарища на себя. Он перекинул его руку через свою шею и, удерживая так Ривера, двинулся вперёд. Стало удобнее и быстрее.

– Если друг оказался вдруг и не друг, и не враг, а так. Если сразу не разберёшь, плох он или хорош… Ну, и тяжёлый же ты, блин горелый!.. Парня в горы тяни – рискни, не бросай одного его, – напевал Сашка под конец пути. Пение придавало ему сил.

– Что ты говоришь?

– Пусть он в связке с тобой одной – там поймёшь, кто такой, – допел он, игнорируя заданный вопрос. А там, отворив дверь ловким движением, разместил своего гостя на лавочке и, утирая со лба пот, устало присел рядом.

– Чего попёрся сюда? В таком состоянии на койке лежать надо.

– Не знаю твоего языка.

– Не знаешь, так сидел бы дома, – всё также на родном русском проворчал Сашка и поднялся, чтобы налить из бочки воду в деревянные плошки. Одну из них он подал Риверу, с любопытством осматривающемуся по сторонам.

Стоило сказать, изнутри дом был примечательнее некуда. Нет, обстановка, сама собой, выглядела простой, преисполненной, так сказать, аскетизма. Но большие окна делали единственную комнату очень светлой. И оттого картины, висящие на стенах так, что и места живого не было, играли красками. Они привлекали к себе внимание. Заставляли всматриваться и удивляли тем, что, порой, меняли свои сюжеты.