Владимир Нестерцов - В гостях у Папского Престола

С трепетом в ногах я перешагнул порог аудитории. За столом сидело трое старшекурсников с едва заметной растительностью на лице, а напротив них в разных позах разместилось еще человек двадцать. Все внимательно смотрели на меня, причем каждый со своей долей скептицизма. После того как я остановился возле стола, председательствующий встал и, обведя всех взглядом, заявил:

– Высокое собрание приняло следующее решение, которое состоит в том, что данный студент еще является «инфимой» -младшекурсником, и пока не равный нам, несмотря на то, что учится на старшем курсе. Он может стать таким, только пройдя испытание. Суть его состоит в том, что он обязан будет принять участие в ближайшем «эпитенции» – походе за провиантом для студентов, после чего должен будет устроить прием для членов уважаемого собрания в корчме. Только после этого он может именоваться «пан ритор». Кто за это решение, прошу голосовать.

На удивление, абсолютное большинство членов совета проголосовало «за». Мои друзья, довольные таким решением, сразу потащили меня в город, чтобы по пути обсудить все более детально. В младшекурсниках я ходил почти месяц, пока не пришло время отправляться в поход за едой. К этому вопросу отнеслись очень серьезно. Была подобрана команда из физически крепких студентов разных курсов. Возглавляли ее двое старейшин. Каждого заставили выучить стихи и песни, которые необходимо было исполнять в зависимости от обстановки. И в один из погожих воскресных дней, взяв мешки, мы отправились в путь на западную окраину Львова. Перед первой деревней, лежащей на нашем пути, старший собрал нас в кружок и проинструктировал, как себя вести. Если будут наливать чарку, то младшим не пить, а действовать по принципу «Риторам нельзя, философам можно, а богословам – должно». Нас как раз и возглавляли философ и богослов. Увидев первые деревенские дома и почувствовав запах вареной еды, тонкой струйкой тянущейся из дымоходов, он не сдержался и, раскинув руки, стал читать нараспев: «Любезное село! Когда увижу я твои сладчайшие стравы – капусту, горох, репу, бобы в сале варени. О вечоре щаслывый! О ноче блаженна!». И чуть ли не бегом рванулся к первому дому зажиточного крестьянина, попавшемуся на нашем пути. Побежав вслед за ним, мы гурьбой остановились перед плетнем, огораживающим дом со стороны улицы. Теперь нужно было выбрать эпитента, который понесет хозяину «фару с орациею», и в случае его согласия проводить дальнейшие действия. Выбор пал на богослова, который, подкрутив , двинулся через калитку во двор. Мы замерли в ожидании.

Какое-то время стояла тишина, даже слышно было щебетание птиц. Затем раздался призывной распев богослова, вслед за которым послышался голос хозяина. Мы минут пять стояли, вслушиваясь в этот разговор. Наконец раздались шаги, и из-за изгороди показался кремезный мужик, сопровождаемый довольным богословом. Заметив их приближение, философ махнул рукою, и мы быстро построились согласно ранее выученному уроку. Подняв руку вверх, наш дирижер скосил глаза на богослова, ожидая соответствующего сигнала, и, когда тот кивнул головой, мы, не ожидая, грянули первый вирш, воздавая хвалу хозяину, согласившемуся выслушать нас. Голоса наши чисто звучали в звонкой тишине сельской глубинки, и по мере пения лицо мужика расплывалось в довольной улыбке, а вокруг него стайкой собрались домочадцы, с интересом поглядывая на нас. Вокруг нашей капеллы образовалась стайка вездесущих мальчишек, а из соседних домов выходили жители, чтобы получше рассмотреть нас. Мы понимали, что от того, как сложатся эти первые контакты в деревне, зависит успех или неуспех нашей миссии. Поэтому каждый старался изо всех сил, напрягая легкие и выдавая рулады с реверансами в сторону хозяина. А тот, подбоченившись, гордо поглядывал в сторону односельчан. Затем мы спели вирши в честь хозяйки и всех домочадцев. Довольный мужик взял у рядом стоящей с ним молодой дивчины бутыль самогону и шкалик, налил его до краев и поднес нашему руководителю. Тот крякнул, поблагодарил и, расправив усы, одним глотком влил содержимое внутрь. Хозяин забрал у него шкалик, снова заполнил его и протянул первому стоявшему возле него студенту. Но тот отказался. Недовольный хозяин вопросительно глянул на философа, слизывающего со своих усов остатки самогона. Тот, увидев недоуменный взгляд крестьянина, сложив рук на груди, воскликнул:

–Шановный пан, то еще молодняк, «риторы», а у нас существует правило, – и, повернувшись к нам, он взмахнул рукой, и мы хором, нараспев громко пропели: «Риторам нельзя, философам можно, а богословам – должно». Это позабавило присутствующих, и они разразились громким смехом.

–А кто из вас буде кто? – колыхаясь от смеха, спросил хозяин.

–Я философ, – ответил наш дирижер, – а рядом с вами богослов.

– Ну, тогда держи, – и хозяин протянул шкалик богослову, который, не морщась, быстро справился с подарком, жадно глядя на бутыль. Хозяин правильно понял его взгляд и налил ему еще раз. После этого мы заполнили под завязку три мешка. Тепло распрощавшись с гостеприимной семьей, мы двинулись дальше по деревне, заходя в те или иные дома. Надежды наши оправдались, и мы в этой селении сумели заполнить почти половину наших заплечных котомок. Естественно, слух о нашем походе разнесся по деревням. Где–то нам отказывали, а где-то, жалея, давали, кто что мог: картошку, капусту, буряк, фасоль и так далее. В итоге мы загрузили не только мешки, но и наши карманы и, уставшие и запыленные, к вечеру вернулись в бурсу. Сдав все в общий котел, мы завалились спать. Идти не было сил, поэтому и я улегся спать на полу в одной из комнат. Сон наступил мгновенно, и никакая живность не смогла прервать его, хотя наутро она напомнила о себе синяками и укусами, покрывшими все тело, которое начало нестерпимо чесаться. Утром на лекциях участники похода имели помятый вид и отрешенно внимали тем истинам, которые лектор пытался донести до них. Я же думал о том, как мне организовать вторую часть моего испытания, так как первая была уже выполнена и я на себе прочувствовал, как живется «инфиме», и, не пройдя через это, нельзя было чувствовать себя студентом в полной мере.

Понимая, что это еще одно серьезное испытание для меня, может быть, еще более сложное, чем первое, я решил подготовиться намного тщательнее. В субботу с утра я сбегал в еврейский квартал, где получил причитающиеся мне две серебряные монеты. На обратном пути я заглянул в ближайшую к коллегиуму пивоварню и договорился, чтобы они сварили свежее пиво. После этого я нашел «голову» землячества и через него пригласил всех старейшин отведать хмельного напитка. Вечером мне сообщили, что приглашение принято и в четыре часа следующего дня мы встречаемся в пивоварне.