Андрей Птицын - Сшитое лицо

– А вот и не упаду! Ты не сможешь меня скинуть. Я такой же ловкий, как Хонгу, – воскликнул мальчик.

– Тебе далеко до него. Ты упадешь, – резонно заметила девочка.

– Вот и не упаду! Вот и не упаду! Когда я вырасту, я буду великим охотником. Мы никогда не будем голодать! Я добуду много дичи и накормлю всех!

Айыына с улыбкой наблюдала за ничего не подозревающими детьми и решила подшутить над ними. Она осторожно сорвала висящую рядом узловатую шишку и кинула сверху в балансирующего на бревне мальчика, но промахнулась. Шишка упала у него за спиной: ни он, ни девочка не заметили её. Айыына потянулась за второй шишкой и, сорвав её, тщательно прицелилась для второго броска.

– Как мне надоела оленина, – сказала девочка.

– И мне надоела оленина! – подхватил мальчик.

– Когда же мы будем есть настоящее мясо?

– До зимы ещё далеко, терпи. И ты не заслужила есть настоящее мясо, – ответил важно мальчик.

Айыына уже замахнулась для броска, но разговор детей заставил её остановиться.

– Это ты не заслужил! Я попрошу, чтобы мне дали самую нежную часть этой девушки! – гневно сказала девочка, перестав раскачивать ствол дерева и сжав кулачки.

– Ха! Тебе не дадут. Самые вкусные куски достанутся нам, мужчинам, – воспротивился мальчик и спрыгнул вниз, на землю.

– А вот и нет! Хонгу всегда делится с нами самым вкусным. Печень этой девушки достанется нам, женщинам, – продолжила девочка.

Айыына первые секунды не понимала, о чем идёт речь, и когда до неё дошёл смысл сказанного, она помертвела от страха. Часть её сознания не могла поверить услышанному, отказывалась принимать смысл сказанных слов. Всё ещё думая о том, то это какая-то непонятная игра или розыгрыш, она в панике начала сопоставлять все странное, что видела в эти дни. Айыына с ужасом слушала спор детей, боясь пошевелиться. Тело ее затекло, и сделав неловкое движение рукой, она вдруг уронила шишку. Шишка, ударяясь о ветки, полетела вниз. Спор внезапно прекратился, и Айыына поняла, что взоры детей обращены наверх. Она замерла и продолжительное время не двигалась, пока не почувствовала, как её конечности окончательно затекли. Разговор больше не возобновлялся, она осторожно, раздвинув ветки, посмотрела вниз: там никого не оказалось. Быстро спустившись, Айыына огляделась и задумалась. Её мысли лихорадочно метались. Людоеды! Она попала в племя людоедов?! «Дьирикинэи?» – вспомнила она название племени, которое, по рассказам отца, занималось ужасным промыслом – ловлей и поеданием людей. – Охотники на людей? Хонгу?! Но как же это? Похож ли он на людоеда?! Нет! Не может этого быть!… Но он странный! Есть в нем, что то! Они все странные? О духи, или это все ей снится? Все, что она видела ранее, прямо или косвенно подтверждало её догадки: запутанная тропа к стойбищу, странное поведение Хонгу и его домочадцев, отсутствие оленей… Ужас, который испытала Айыына, перешел в панику. О, духи! Она совершила глупейшую ошибку! Что же делать? Бежать сейчас?! Нет! Надо успокоиться! Надо успокоится и рассуждать здраво!

Возвращаясь в стойбище, находясь в смятении, Айыына некоторое время шла по лесу словно во сне, не понимая куда идёт. Приблизившись, она пыталась унять биение сердца и вести себя как можно более непринужденно, но ей с трудом удавалось сделать это. Если бы ей на пути кто-то встретился, то по ее лицу он без труда распознал бы что она находится на грани паники. Но к счастью ее никто не потревожил, и она беспрепятственно проскользнула в свой тордох, и еле перевела дух. Она провела в нем не выходя до самого вечера, и отказалась от ужина, сославшись на нехорошее самочувствие. На следующий день, она взяв себя в руки, как и прежде, улыбалась, украдкой наблюдая за окружающими. Дети, мальчик с девочкой, вели себя как раньше, и Айыына с трудом натянув на своё лицо улыбку, при общении с ними, вскоре успокоила себя тем, что они не заметили её на дереве. Надо бежать этой ночью – решила она, но до этого ей надо было раздобыть в дорогу еды и какое-то оружие, хотя бы нож. Во время приемов пищи, незаметно от всех, она прятала остатки еды. С все нараставшим волнением, еле дождалась наступившей темноты, с готовым выпрыгнуть из груди сердцем, открыв полог входа, Айыына выскользнула в ночь. Некоторое мгновение она стояла в неподвижности, прислушиваясь к ночным звукам. Яркий полумесяц освещал окрестности стойбища, стоящие кругом конусообразные жилища отбрасывали длинные чёрные тени. Лагерь спал. Айыына, перекинув через плечо сумку с провизией, мягко ступая по земле, начала тихо продвигаться между белевшими в темноте тордохами. Проходя мимо одного из них, она услышала приглушённые голоса и определила, что это был тордох Хонгу. Прислонившись к стенке жилища, она прислушалась и узнала голоса Хонгу и Ичин.

– Ты мне не ответил… Повернись ко мне! – настойчиво произнесла Ичин, – Я прошу тебя, поговори со мной.

– Ну что ты привязалась? – устало ответил Хонгу.

– Она тебе нравится?

– Нет, конечно! О чем ты говоришь?

– Не лги мне… Думаешь, я слепая?! Я вижу, как ты смотришь на неё!

– О, Ичин, ну что за ерунду ты несёшь? – засмеялся Хонгу. – Мне нравишься только ты, успокойся…

– Ты лжешь! Повернись ко мне! Почему ты отворачиваешься?

Замершая у стенки тордоха Айыына услышала возню, сердитое дыхание Ичин и смех Хонгу.

– Посмотри на меня! И не смей скалиться! Если я узнаю… Если я только узнаю, что ты обманываешь меня, вот этим ножом вспорю брюхо вам обоим! Ты слышишь меня?

Опять послышалась возня и прерывистый смех Хонгу:

– Ну ладно, ладно! Убери нож, ты поцарапала меня… Сумасшедшая дикая кошка! Иди ко мне…

– Я не шучу, Хонгу! Я выпотрошу сама, эту твою невесту!

– Успокойся, моя ревнивая рысь… Иди ко мне… Мне нужна только ты. Убери нож… Ну, успокоилась? Сумасшедшая…

– Избавься от неё, завтра же!

– И ты же знаешь его правило…

– Его нет сейчас, и когда будет неизвестно! Я не буду ждать, и сама убью ее!

– Остынь, женщина! Завтра мы уходим на охоту. Потом решим.

Лицо Айыыны побелело от страха. Но она поняла: сейчас бежать нельзя. В темноте она далеко не уйдёт. Ей надо дождаться завтрашнего дня, и момента, когда мужчины уйдут на охоту. В темноте тордоха, успокоившаяся Ичин положила голову на грудь лежащего на спине Хонгу, и тяжело вздохнула. Нахмурившись, и глядя куда-то в даль, она с охватившей ее тревогой тихо произнесла:

– Плохое предчувствие у меня, Хонгу… Когда-то в детстве, одна шаманка сказала мне: бойся трех вещей. Человека со шрамом на лице, девушки из другого племени, и майатского ножа.

– Перестань… Сказки все это… – проворчал Хонгу.

– Иногда он снится мне… Человек со шрамом на лице.

– И что? Он сделал тебе плохо майатским ножом?