Андрей Птицын - Сшитое лицо

– Пожалуйста, отпусти меня…

Взгляд Хонгу обдал ее холодом. Под пристальным взором напрягшейся рядом Ичин, он ничего не ответил ей и отвернувшись, поднялся и отошёл.

– Хорошо связали? – спросил он, оглядывая пленников. Один из них подняв голову и не отводя взгляд, смело посмотрел ему в глаза. Второй помоложе, лёжа со связанными руками на боку, смотрел на лежащего недалеко, мертвого старшего товарища, и по его лицу катились слезы.

– Не убегут… – неуверенно отозвался Онгонча, и добавил: – Только вот с этим что делать? Подойдя к плачущему пленнику, он перевернул его ногой на живот, и указал на его ногу. Резаная рана с тыльной стороны колена сильно кровоточила. Увидев её, Хонгу переменившись в лице, выругался от досады.

– Глупые олени! Кто его ранил в ногу?! Как он пойдёт с такой ногой?!

Молодые воины, догнавшие и ранившие молодого сартыала, потупили головы.

– Сколько раз, глупцы, я вам говорил! Как он пойдёт теперь? Сами его на себе потащите?! – Хонгу, высказавшись, замолчал, оглядывая лежащих перед ним пленников и решая, как быть с раненым. Возвращаться назад надо было тихо и быстро, мало ли кто им встретится по дороге. Жестокий промысел его племени зависел от его малозаметности в Чёрной тайге. Раненый пленный был бы им досадной помехой в пути. Хонгу и Онгонча обменялись взглядами, не ушедшими от внимания пленника. Он побледнел. Хонгу присел перед ним на корточки. Встретившись взглядом с главарем шитолицых, сартыал догадался что его ожидает. Он шумно задышал, и все же собрался с мужеством. Отползая от Хонгу, гордо вскинул голову и крутясь на земле, оглядел всех стоящих вокруг:

– Я не боюсь вас, собаки! – вдруг, подобравшись, он смачно плюнул в Хонгу, стараясь попасть ему в лицо. Плевок не долетев, попал тому на ворот. Шитолицые разразились бранью и угрозами. Сам Хонгу улыбнувшись, тихо рассмеялся, спокойный, как вода, с пальмой в руке. Его смех поддержали остальные. Ичин изменившись в лице и выругавшись, подскочила к пленнику, и взмахом ножа отсекла ему ухо. Сартыал заскрежетал зубами, и замотал головой, разбрызгивая веером хлынувшую кровь. Схватив отрезанную плоть, Ичин сунула ее себе в рот. Прожевав пару раз, она выплюнула ее в лицо пленника, и выругалась. Смех усилился. Связанный сартыал извиваясь на земле, попытался оплевать всех стоящих.

– Я не боюсь вас! Вы все трусы! Я не боюсь вас, и не боюсь смерти! Я не боюсь умирать! – в отчаянии, быстро заговорил раненый. Хонгу смеясь, склонился над ним, и схватил его одной рукой за косу. Притянув его к себе, второй рукой приложил острие пальмы к груди пленника. Остальные также достали свое оружие.

– Молодец… Молодец…перестав смеяться, одобрительно, и тихо произнес Хонгу, глядя в глаза пленника, – Умереть легко, храбрый сартыал… Жить трудно…

Он ввёл острие клинка в сердце пленника. Тот всхрипнув, дернулся в руках шитолицего и со стоном выдохнул. Хонгу выдернул пальму, и поднявшись с колена, отступил назад. Стоявшие кругом воины, пальмами и копьями, обрушили град ударов на умирающего. Кровь брызнула на лежавшую рядом Айыыну. Она в ужасе завыла сквозь перетянутый через рот ремень и попыталась отползти подальше от забившегося в агонии пленника. Вскоре он затих, и его тело вместе с телом седого соплеменника оттащили в болото. Собрав пожитки убитых и связав их в узлы, шитолицые разделив их, погрузили на себя и спины двух пленников. Оглядев готовый к выступлению отряд, Хонгу дал знак и, отряд, растянувшись цепочкой, растворился в лесу. Болотная марь опустела, только кровавые пятна на желтой осенней траве напоминали о разыгравшейся здесь трагедии.

К вечеру отряд достиг горной речки, где ещё утром Айыына пряталась на деревьях. Переночевав на ее берегу, с рассветом отряд двинулся дальше, другим путём, к своему стойбищу. Айыыну вели в связке с молодым сартыалом, и он то и дело поддерживал обессиленную девушку, находившуюся в состоянии ступора. Онгонча, видя что она задерживает отряд, распорядился что бы с неё сняли часть поклажи и распределили между остальными. Невидящим взглядом смотря себе под ноги, Айыына молча шла по тропе. Покорно останавливаясь на привалах и, не поднимая шума, послушно замирала, когда идущий впереди дозором Онгонча, почуяв опасность, давал сигнал замереть на месте. Её охватила апатия, появилась какая-то отрешенность. Осеннее солнце ласково пригрело ее, и она шла как во сне. Ей казалось как будто все, что происходило, происходило не с ней, а с кем-то другим. Поросший соснами лес был тих. Тропа в этом месте была узкая, и приходилось идти гуськом. Онгонча шедший впереди, определял путь, Хонгу замыкал шествие. Он то и дело встречался взглядом с Айыыной, но она как будто не видела его. Они остановились только для того что бы наскоро поесть, а потом вновь тронулись с места. Хонгу безжалостно гнал их вперед. Ближе к полудню они достигли большого озера, на середине которого плавало множество уток. Огибая его по берегу, шедший впереди Онгонча вдруг дал знак остановиться и замереть: что-то встревожило его, и некоторое время они, застыв изваяниями, стояли на тропе, возле большого раскидистого дерева. Хонгу и Онгонча с опаской изучали небольшое кострище у подножия дерева и след человеческой ноги.

– Маленький человек?.. Ребёнок?.. След совсем свежий… И медвежий след… – услышала Айыына обрывки тихого разговора шитолицых. Насторожившийся отряд приник к земле, и некоторое время, не двигаясь прислушивался к лесу, тишину которого нарушали лишь мелкие птицы. Они уже находились на своей земле, и свежий след чужаков озадачил их своим появлением. Этот ребёнок не один… Где-то рядом должны быть и взрослые… Кто эти люди? Встревоженный Хонгу ткнул пальцем в Онгончу. Указал на верхушку ближайшей сопки, приложил ладони к ушам, повертел головой. Тот молча кивнув, бесшумно исчез в кустах. Прошло некоторое время, и они по знаку Хонгу, так же тихо покинули это место. Вечерело, уходящее солнце коснулось верхушек деревьев. Вскоре, остановившись на привале, Хонгу, переговорив со своими, разделил отряд, и Ичин вместе с собакой и двумя соплеменниками углубившись в лес, покинули их. Оставшийся отряд из пяти шитолицых и двух пленников, вернувшись к речке, продолжил путь вдоль ее берега. В сумерках, они достигли места, где нависавшие над рекой скалы расходились в стороны, а сама река становилась мелководной, и её можно было перейти вброд. Остановив отряд, Хонгу приказал одному из подручных охранять пленников, а сам с Онгончей и двумя соплеменниками, взвалив на себя поклажу, начал осторожно переходить реку. Течение здесь было сильным, и норовило сбить с ног. Переправлявшимся, с взваленной на плечи поклажей, приходилось соблюдать осторожность, и удерживать равновесие чтобы не упасть в воду.