Марина Захарова - Литвин [litres самиздат]

– Пора бы оторваться от этого, – посоветовал себе и нырнул в глубину.

Тем не менее, чувство непонятого, чего-то неразгаданного не оставляло. Внезапно всплывая, как песок на дне водоёма, случайно тронутый кем-то и никак не оседавший обратно. Вернувшись к дому, постоял у калитки, будто не решаясь войти. И внезапно разозлясь, наконец, толкнул её и прошагал к дому. Распахнул дверь кинул футболку на стоявший рядом стул, упёрся руками в торс. Огляделся по сторонам и провозгласил:

– Так! Начнём.

Обошёл все комнаты, практически обыскивая каждый предмет мебели. Зацепиться за что-то никак не удавалось и не рождалось того ощущения. Совершив уже второй круг по всем комнатам, уселся, скрестив ноги, на пол в гостиной. Досада и полное непонимание в голове и мыслях.

– И чего ради тогда притащился, спрашивается?..

Становилось прохладно, передёрнул плечами, поднялся и направился в свою комнату. Там одел чистую футболку. Снова заскользил взглядом, понимая, что никак не может унять странное беспокойство, словно дрожащее внутри. Пытаясь избавиться от него, вдруг со всего маху, грохнул кулаком по створке шкафа. Он даже покачнулся, а слух уловил какой-то совершенно неподходящий сюда звук. Наклонившись, увидел ключ. Поднял и поднёс его к глазам.

– И откуда ты?..

Мысленно же мгновенно перенёсся в кухню к старомодному и громоздкому буфету. Только там, нижние дверцы, которые были заперты и которые он не осмотрел. Чуть не скатился с лестницы вниз.

Еле попал в скважину, так тряслись руки от внезапного возбуждения. Скрипнули дверцы, за ними стопки столового белья, посуда и вдруг книги. Он замер, даже дыхание перехватило и смутное воспоминание метнулось в голове. Медленно вытащил их и разложил на полу. Это сказки, те самые которые читала мама. Брал каждую в руки и перелистывал страницы. Из какой-то выпал странный листок, взял его в руки, перевернул и не смог оторвать взгляд. Фотография, старая. На ней девочка с ясными глазами, улыбалась и нежно, и лукаво.

– Не… может… быть… – схватился за лоб рукой. Перед внутренним взором словно отматывалась плёнка в старинном киноаппарате. Туман рассеивался слишком быстро. Понимание сверкнуло и оглушило.

Два образа слились в его сознании в один. Медленно, почти зажмурившись, перевернул карточку. На обороте фотографии надпись от руки – «Рона 9 лет». Мама… Роня…

Как же тогда пытался забыть, изо всех сил… Ни в какую не хотел расставаться с ней, терять её. И потому оставил её здесь и свои воспоминания о ней. Не приезжал сюда именно поэтому. Так хотелось сохранить свою тайну, что глубоко запрятал, что почти забыл, почти…

Тогда, в детстве, каждое посещение этого места и этого дома, казалось, почти сказочным и волшебным. Дом деда, выстроенный его мастеровыми и умелыми руками и сейчас выглядел теремом. Бабушкины вечерялки, а мамины сказки и истории о самой себе, вообще уносили в запредельное. И там, он придумал себе её, ведь тогда здесь были только мальчишки. А хотелось другого, необычного, такого же, как в мамином волшебстве. И тогда появилась Роня. Весёлая, непоседливая, говорливая. Которая любила бегать за бабочками, собирать землянику и смотреть на звёзды и в небе, и в озере.

И тут со стоном вспомнил ещё одно, что вызвало и подняло волну негодования. Психолог, который убеждал, на протяжении двух лет, что такого нет, не бывает и быть не может никогда. Что мама умерла в больнице.

– Да ни черта! – прорвался гнев.

Сорвался с места и помчался обратно наверх, схватил смартфон и, набрав номер, нервно расхаживал по комнате. Наконец, соединение.

– Ты можешь говорить? – напряжённо выговорил в трубку.

– Где ты?

– Неважно. Ответь мне на вопрос. Что случилось двадцать пятого августа, семнадцать лет назад?

– Ярослав, – понизил голос. – Я вынужден буду обратиться снова к психотерапевту и возможно даже к психиатру.

– Ясно. Говорить ты не хочешь. Я сейчас в Озёрном. Я знаю.

Непонятный шорох в трубке и тишина. Но связь не прервалась и Ярослав точно знал, что отец слышит.

– Ты долго пытался и настаивал на том, чтобы я этого не помнил. Тебе удалось. На время.

– Это несчастный случай, – сдавленно ответил он.

– Возможно. Но зачем? Пап, зачем скрывать было от меня? Чёрт возьми, ты создал иллюзию жизни для себя, меня и даже Нины с Ириной. На кой хрен?

– Иначе я бы мог потерять тебя.

– Неправда! Ты солгал и этим хотел избежать потери? Но что ты создал? – ярость клокотавшая доселе, превращалась в разочарование. Ярослава будто толкал кто изнутри, так было отвратительно переваривать это в себе.

– Пытался создать… защиту, – споткнулся отец на последнем слове.

– Не удалось. Разрушена. Просто расскажи ты, как всё было, – ледяным тоном предложил он.

– Пикник у воды. Вечером. И я… – раздался сдавленный вдох.

– Да. Ты выпил.

– Не я. Наш друг, мой друг… Полез в воду, начал тонуть. Пытаясь вытащить его из воды, мы не заметили, не поняли, что чтобы спастись, он уцепился и удерживал под водой… Рону.

– Тогда почему?! – взорвался Ярослав. – Почему ты не говорил этого? Мне не пять лет было, я что, не понял бы этого?

– Ты был завязан на матери. Слишком. Романтизировал её образ. Доктор настоял, а я поддержал более щадящую версию. О болезни. Правда, была бы слишком болезненна, – заторопился отец с объяснением, проговаривая слова сухо и жёстко.

– Какого чёрта, ты слушал его, а не поговорил со мной?! Я не её образ романтизировал. Я фантазировал, как обычный пацан. Кто-то драконов или ещё фиг знает кого выдумывает, а мне просто с девочкой хотелось общаться тогда. Да, блин, мне этого не хватало и мне этого хотелось. Потому придумал себе подругу, а образ взял с материной детской фотографии, там она не похожа на свои остальные фото. В смысле, так её никто не снимал раньше, либо фотограф был ассом, взял такой ракурс, а… Короче, не суть. В общем, фигового психотерапевта ты нашёл. И скажи, почему нужен вообще этот врач, он бампер что ли? Ты! Со мной не говорил. Можешь ты врубиться в это, наконец?

– Вот он и разъяснил мне психологию подростка, – зазвучал ещё жёстче голос отца. – Предупредил, что это неправильно. Что ты должен с парнями общаться по большей части, а не выдумывать себе невесть что.

Ярослав отвёл от себя телефон и резко выдохнул. Невозможно. Будто в стену бьёшься. Тогда надо отойти, пусть сделает то, что хочет. Что толку подставлять голову под летящий сверху камень? Лучше отойти. Он сосредоточился, отводя от себя, пульсирующие злым, мысли. Вдох-выдох, ещё раз…

– Папа, я понял твою позицию, – заговорил ровно. – Делай, что должен, по твоему разумению.

Ярослав отключил связь и выключил смартфон, отбросив в кресло и вышел из дома на крыльцо. Над головой небо высветилось россыпью звёзд и молодой месяц плыл там. Задышал полной грудью, закрыв глаза. Затем медленно встал в стойку и провёл несколько приёмов против незримого соперника. Остановился, поклонился и развернувшись, вошёл в дом.