Илья Колесников - Муравьи

– Не волк, но живу среди волков, – тихо сказал он.

– Что? – сказал Экхарт, держа друга за руку.

– Экхарт, мы не русские, но жили среди них. Наше место не здесь. Теперь я это понял, – сказал Лютер.

После этого он пару раз кашлянул и закрыл глаза. Навсегда.

– Нет, – сквозь слезы сказал Экхарт, – этого не может быть, только не так.

Экхарт заплакал. Впервые за долгое время. Он все время думал, что нет в мире вещи, которая может вызвать у него настолько сильный всплеск эмоций. Но этой вещью оказалась дружба. Он понял, что его эмоции вырвались наружу. Он понял, что любит своего друга. Любил. Что их дружба была такой, о которой говорят «навсегда». Но теперь уже нет.

Он вскочил и бросился к танку. Оставшийся в его группе солдат поступил точно также. Танк уже поворачивался в обратном направлении. Они запрыгнули на него, вскрыли крышку и посмотрели друг на друга. Они кивнули. Каждый сорвал гранату со своего пояса, выдернул чеку, и бросил внутрь танка. Послышался глухой взрыв и звонкий крик немцев. Двое солдат уже были далеко. Они бежали со всех ног, предполагая, что в этом месте появится куда больший отряд немцев. Экхарт нес еле живого Артема на плечах. Он не успел забрать ни одной вещи, которая могла бы напомнить ему о его друге, Лютере.

Немцы не отступали и вскоре окружили Ленинград. Но русские его отбили. Не только они, еще Экхарт и многие другие народы, о которых мало упоминается в этой бойне. Когда война кончилась, Экхарт обнаружил, что потерял свои часы где-то на многокилометровой территории, на которой он и другие солдаты воевали. Кто-то за семью, кто-то за себя, а Экхарт даже не знал, за что он бился. Он убеждал себя, что сражался за лучшую жизнь. Все это время они с Лютером мечтали о спокойствии без войны и насилия, представляли себя обычными мирными жителями в тихой деревушке. А теперь… Теперь он остался один. Но это не сломило Экхарта, он знал, что его жизнь только начинается. Война позволила Экхарту понять, что такое дружба, но она же и забрала ее у него. Он может полагаться только на себя, но у него еще много сил, чтобы найти людей, которые откроют в нем другие чувства.

– Невероятная история! – полушепотом сказал юноша, – Похоже, что я счастливчик, раз услышал ее от самого главного героя.

Он уже догадывался, что рядом с ним сидит не кто иной, как сам Экхарт.

– Как тебе угодно. Однако эту историю, к сожалению, можно только услышать. И ты первый, кто ее дослушал до самого конца, так что, возможно, ты прав.

– Так значит, вы хотите ее написать в очередной книге?

– Я не пишу очередной книги, как ты выразился. Да и историю эту писать не буду.

Юноша с огоньком посмотрел на постояльца. Он все понял и сразу же сказал:

– Конечно нет. Я не разрешу тебе ее написать в вашей газете, даже если ты заявишь автором меня.

Взгляд молодого человека слегка погас, но его огорченное лицо быстро налилось новыми красками.

– Скажите, вы Экхарт?

– Это моя история, – сказал Постоялец, улыбнувшись, – Да, меня зовут Экхарт.

– Рад с вами, наконец, познакомиться! Меня зовут Григорий. – журналист протянул руку в знак нового знакомства.

Рука была ровно над веточкой. Оба собеседника это заметили. Экхарт пожал протянутую ему ладонь. Их сжатые руки опустились вниз, коснулись веточки и столкнули ее на землю. Почти сразу же ее подхватил ветер и унес вдоль дороги. Григорий проводил ее взглядом до того момента, пока она совсем не скрылась из виду.

– Вы сказали, что любили своего друга, – начал Григорий.

– Да, – немного погодя сказал Экхарт. Но, увидев неловкость в лице своего собеседника, он тут же продолжил, – ты не знаешь, что такое любовь, верно?

Экхарт улыбнулся.

– Знаю, но…

– Но твое понятие любви ограничено любовью между мужчиной и женщиной, – закончил Экхарт.

– А разве есть другое понятие? – спросил Григорий.

– Понимаешь, в нашем мире существуют слова, значение которых было задано очень давно. Так вот, слово любовь означает вовсе не привязанность мужчины к женщине или наоборот. Любовь – это сильное стремление быть с другим человеком, – сказал Экхарт.

– Ну да, – согласился Григорий, – мне кажется, я не задумывался об этом. Но что вы имели в виду своей первой фразой? Ведь любовь наверняка очень гибкое понятие.

– То, что незачем менять спустя годы смысл тех слов, о которых мы сейчас и в течение всей жизни задумываемся. Их значение рассудили задолго до нашего с тобой рождения. Неужели можно взять и изменить смысл, ради которого жили люди до нас.

– Я думаю, сейчас понятия не изменяют, а упускают в них некоторые детали или даже корректируют под себя, – сказал Григорий.

– Да, наверное, так и есть, – согласился Экхарт.

– Думаете, это проблема?

– Из-за этого теряется истинный смысл многих слов. Людям, ищущим его, становится все труднее. Спустя какое-то время может быть забыто, что те или иные слова значат на самом деле. И, чувствую, жизнь от этого не станет менее спокойной. Может люди так поступят от неведения, а может, потому что решимость потеряет свой смысл вместе со своим понятием, – задумался Экхарт.

– Из ваших слов, не значит ли, что у любви есть несколько условных типов: Любовь в дружбе, к женщине, к мужчине?

– Наверное, – слегка неуверенно ответил Экхарт.

– Я вижу, вы задумались, когда я назвал второй тип любви, – хитро улыбнулся Григорий.

– А ты, видно, ждешь еще одну историю, – улыбнулся в ответ Экхарт.

– Для начала скажите, есть ли она в вашей книге?

– Нет, – сказал Экхарт, нащупав книгу во внутреннем кармане своего кардигана.

– А какая история есть в вашей книге? – спросил Григорий.

– Точно не одна из моей жизни, – уверенно ответил Экхарт.

– А из чьей жизни истории в этой книге?

– В моей книге всего одна история, но чья она, я расскажу тебе позже.

– Почему? – не унимался с вопросами Григорий.

– Ты все узнаешь, но не сейчас. Я предлагаю такой уговор: количество твоих вопросов сводится к одному, а я тебе рассказываю, о чем моя книга.

– А в чем здесь подвох?

– Если согласишься, я скажу, – с улыбкой сказал Экхарт.

– Ну ладно, согласен, – с предвкушением сказал Григорий.

– История моей книги начинается с истории моей личной жизни, – начал Экхарт.

– Ааа, ну теперь-то все ясно, – с хитрой ухмылкой сказал Григорий. – Ну что ж, думаю, я уложусь в один вопрос: с чего все началось и чем закончилось?

– Я расскажу, но сперва, – сказал Экхарт, вставая со скамьи, – прогуляемся до того ларька с едой? – он показал на лавочку, где продавалась выпечка. – Мой аппетит не на шутку разгулялся от этого разговора.

– А вы правы. Я тоже не прочь перекусить, – весело отозвался Григорий.

Он тоже встал, и они направились утолять свой аппетит. Лавочка находилась вне парка, но видна была издали, ведь располагалась прямо у входа. В это время солнце уже уверенно стояло в зените. На улице изрядно прибавилось людей. Хотя это и был выходной, но частенько встречались прохожие в деловых костюмах и с чемоданами. Казалось, они вечно куда-то торопятся.