Литтмегалина - Дом на берегу

– Не стану же я терпеть слугу, разговаривающего со мной в таком тоне, – усмехнулся Леонард.

Миссис Пибоди продолжала наступать на него.

– Не надо, – я схватила ее за руку.

Миссис Пибоди вырвалась. Леонард все еще усмехался, но выражение его лица моментально изменилось, когда миссис Пибоди толкнула его в грудь ладонями.

– Убийца! Колдун! – закричала она, и ее слова потонули во всхлипе, когда Леонард ударил ее. Очки миссис Пибоди пролетели через всю кухню и звякнули, разбиваясь о плиточный пол. Полуслепая, миссис Пибоди продолжала наступать на Леонарда с отвагой обезумевшего существа (пока все это происходило, мне было не до размышлений, но после я предположила, что Грэм Джоб был ей дороже, чем она это показывала).

Я вцепилась в нее, пытаясь оттащить подальше от безжалостных кулаков Леонарда, и, когда Леонард толкнул миссис Пибоди, мне удалось пусть не остановить, но хотя бы замедлить ее падение. Когда я наклонилась к плачущей, растерзанной старухе, во мне точно что-то сдвинулось. Я зашипела громко, как разъяренная кошка:

– Тоже мне, властелин мира! Избивающий кухарок!

Леонард подступил ко мне, но тут в кухню вплыла Натали, весело помахивающая полупустой винной бутылкой. Оглядев поле боя, она уперла одну руку в бок и сказала с ослепительной улыбкой:

– Развлекаешься, Леонард? Сильный мальчик, всех побил в этой детской, а ведь тебе едва тридцать стукнуло.

Леонард помрачнел, опуская руки.

– Ты мне не мамочка, чтобы следить за моим поведением, Натали.

– Да, я тебе не мамочка, – согласилась Натали и, когда Леонард развернулся к двери, звонко шлепнула его по заду.

Леонард так и взвился.

– Не будь вульгарной, Натали!

– О, я забыла, что мне разрешается быть вульгарной только в специально отведенных местах.

Оставив этих двоих в кухне, я отвела миссис Пибоди в ее комнату, уложила, накрыла одеялом. Долгие месяцы эта женщина раздражала меня своей неумолчной трескотней. Глядя на нее, погруженную в состояние, больше похожее на кому, чем на сон, я мечтала услышать ее голос. Если она заговорит, значит, с ней все в порядке, значит, она сможет принять эту действительность.

Но миссис Пибоди молчала. Ближе к вечеру мне пришлось оставить ее, чтобы неумело сготовить какой-никакой ужин. Я боялась, что, если пища не будет подана, и вовремя, это навлечет на миссис Пибоди негативные последствия – Леонард был достаточно жесток для этого. И для чего угодно. Кроме того, мне хотелось отвлечься от мыслей о Грэме Джобе, погружавших меня в уныние, темное, как вода на дне океана. Но я не плакала. Слезы хорошие помощники в преходящем горе; в бессрочной безнадежности они становятся бесполезны.

На следующее утро миссис Пибоди вернулась в кухню. С лицом, покрытым синяками, она приступила к выполнению своих обязанностей, но за три последующих дня произнесла, кажется, единственное слово: «Лусия». Никуда-то та не уехала, бедная.

Но больше я тревожилась о Натали. Она совершенно запустила себя. Большую часть дня она лежала в кровати и пила вино – помятая и неприглядная, в грязной одежде и с нечесаными волосами. Всем своим видом Натали выражала апатию, и только ее глаза лихорадочно сверкали. Она часто заговаривала о Колине, но направление ее разговоров мне совсем не нравилось.

– Эта дрянь, что сидит в нем, жрет его изнутри. Он, наверное, и не знает, как это – когда ничего нигде не болит. Уверена, не постарайся всеми нами любимый Леонард, он был бы здоров как бык. Леонард говорил, что шанс, что после всех этих ритуалов ребенок хотя бы родится живым, не говоря уже о том, чтобы выдержать все последующее, один из ста. Так что Колин превзошел все ожидания и самого себя, ага, – Натали сощурила глаза, не заметив, что впервые назвала брата по имени.

Мы находились в оранжерее. Натали сидела на перевернутом горшке из-под погибшего цветка. Оранжерея была в ужасном состоянии, холод в ней стоял такой, что у меня сводило пальцы. Большая часть цветов уже погибла, и остальных ждала та же участь. Кроме меня, никто в принципе не станет ими заниматься, но я сомневалась, что мне удастся разобраться с системой поддержки температуры, за работу которой раньше отвечал Грэм Джоб.

– Не понимаю я, чего ты так уперлась. В любом случае сколько он еще протянет? Если лет до шестнадцати, это уже будет нечто невероятное, – Натали выдохнула кольцо дыма. Она непрерывно курила, а глаза у нее сверкали так, что казалось, чтобы зажечь сигарету, ей достаточно посмотреть на нее. – И то только за счет магии Леонарда, которая далеко не всемогуща, как бы там Леонард ни считал.

– Я уже высказалась на этот счет, Натали. Отвратительное дело, и я им заниматься не буду.

Натали зарычала, потому что у нее уже слов не хватало, чтобы выразить свое неодобрение.

– Замечательно ты рассуждаешь – какое скверное дело, заморить одного мерзкого мальчишку, который все равно в любой момент может протянуть ноги. Я же считаю, что старичок Макиавелли был прав – цель оправдывает средства. Да и если бы действительно заморить! А о мире ты подумала? Когда мой братишка доберется до подросткового возраста, этот так называемый «бог», которого он таскает в себе, дозреет достаточно для того, чтобы понимать и исполнять приказы. Вот выпустят эту мерзость на свободу, и что тогда, а? Леонард в этом доме, дорвавшись до власти, творит такое, что волосы на голове шевелятся, а если он получит божка под свое управление и с ним возможность распоряжаться всем?

– Колин говорит, что бог подчиняется только ему. А сам Колин указаний Леонарда слушать не станет.

– Дура ты набитая, – взорвалась Натали. – Доверилась восьмилетнему мальчишке. Кто может предсказать, как он поведет себя спустя несколько лет. Действуй сейчас, пока он в эйфории, что ты его друг.

Я сжала губы.

– Я не могу поверить, что ты меня к этому склоняешь. Взять и переступить через его жизнь.

– Ну не прошу же я тебя придушить мальчишку голыми руками! В конце концов, будь это возможно, я бы уже сама его убила. Просто намекни ему пару раз, что, если он что-нибудь с собой сделает, мы все будем рады. И случайно забудь в его комнате кухонный нож. К тебе он привязан, тебя он послушается. Леонарда слишком беспокоили его здоровье и мои намерения. Вероятность того, что маленький гаденыш сам себя уберет, он не рассматривал, и вряд ли наложил запрещающие чары. Тем более что чудовище никогда не выказывало желания расстаться с жизнью.

Отвернувшись от Натали, я взяла лейку и начала поливать цветы, хотя и подозревала, что только продлеваю этим их агонию. Не встретив возражений, Натали взбодрилась:

– Главное, чтобы Леонард не услышал. Так что никаких прямых указаний. Окольно. Но ты у нас хороша в избегании называть вещи своими именами, так что справишься. Да и Леонард изрядно расслабился, от него сейчас многое ускользает. Сделай же это. Для меня. Для всей планеты.