Адам Нэвилл - Под неусыпным надзором [litres]

Себ с облегчением вздохнул.

Но у комнаты были на него другие планы. Он ощутил пряный мускусный аромат. Он обволакивал и завораживал его, как ранее его заворожил запах цветущего розария. Он почувствовал легкое прикосновение шелка к своей голове.

И в ту же минуту понял, что ноги его оторвались от досок пола. Он расставил руки в стороны, чтобы не потерять равновесия. Кровь, должно быть, отлила от головы: он ощутил легкое головокружение. В глазах потемнело.

Он проснулся.

Он смотрел сам на себя с противоположного конца комнаты. Вот он какой: скрюченный от страха, рот по-идиотски открыт, куртка застегнута до самого подбородка.

Себ переместил немного ноги, так как почувствовал, что вот-вот завалится вперед. Что-то похожее на морскую волну подхватило его и перевернуло через голову. Перед глазами все замелькало, вызывая тошноту и головокружение, охватившая паника заставила его окончательно проснуться.

Он больше не смотрел на себя, он больше не ощущал себя вне себя. Он стоял в том самом углу, на который только что смотрел с противоположного конца комнаты.

Краем глаза он заметил скользящее движение в гардеробной.

Затылком ощутил резкое дуновение ветра.

Чья-то холодная ладонь легла на спину между лопаток.

Себ всхлипнул, обернулся и осветил пустую комнату.

Услышав шелест в гардеробной, он направил луч фонарика туда, чтобы убедиться, что ни одна из шикарных шуб не спрыгнула со своей вешалки.

Худое тело, завернутое в черную шубу. Бледное лицо в черных очках и с черной шляпой на голове.

Луч фонарика погас, не успев ничего высветить.

Холодная рука в темноте вновь коснулась его плеча.

Себ кинулся к двери и буквально вывалился в коридор.

Дверь за ним захлопнулась с такой силой, что дрожь прошла по всему зданию.

Он приподнялся на локте, затем сел на грязный пол и проговорил:

– Пожалуйста…

Себ ничего не услышал, кроме эха от захлопнувшейся двери. Он закрыл руками уши, чтобы не слышать этого шума. Уши заложило, и он подумал, что его сейчас стошнит.

Когда тошнота прошла, он поднялся на ноги и, спотыкаясь, бросился вниз. Луч фонаря метался по стенам и полу, он бежал прямо сквозь тени, расступающиеся перед ним и прячущиеся в комнаты, мимо которых он пробегал. Он старался не смотреть на движения и шевеления в районе потолка, когда пробегал мимо спален. Он отворачивался от серых пятен, которые напоминали ему мокрую мертвую кожу. Только в средней комнате, напротив лестницы, что вела на первый этаж, все те же настойчивые звуки насилия и предсмертные стоны привлекли его внимание. В этой комнате он увидел еще одну фигуру, парящую в воздухе: она была тусклой, почти безжизненной, за исключением отростка, который, как мертвая пуповина, торчал из ее приросшего к позвоночнику живота.

Себ вихрем пронесся через прихожую и кухню, стараясь перекричать шум, царящий в его голове: он орал сам на себя и на всех тех, кто, бормоча что-то неразборчивое, пытался прокрасться мимо и попадал ему под ноги.

Забежав в высокую траву, он дважды споткнулся и упал, но каждый раз снова поднимался. Он миновал огороженный стеной сад и добежал до розария. Ослепший от страха, сломленный всем произошедшим, он чувствовал острую необходимость найти Джойс, попросить ее защиты и убедить Веронику прямо сейчас оговорить с ним все условия сделки, только бы скорее закончилась эта жуткая ночь. Но вскоре он понял, что ничто не заставит его двинуться дальше по этой каменистой тропинке.

Он выключил фонарь и уже подумывал выбросить его куда-нибудь в темноту, чтобы больше не возникло соблазна включить его до того, как взойдет солнце. Если б не его свет, он бы никогда не увидел, кто идет вдоль розовых кустов, никогда бы не узнал, сколько их пробирается между деревьями, растущими вдоль тропы.

Толпа двигалась по направлению к Тору. Все они передвигались, припав к земле, переговариваясь непостижимыми голосами. Он не мог двинуться, а они подходили все ближе. Скоро он окажется среди них.

– Нужно возвращаться , – произнес женский голос совсем рядом. – Здесь больше нет света.

Через три часа после рассвета две женщины нашли писателя в одной из больших комнат в передней части здания. Он сидел на старом обшарпанном стуле, которым не пользовались, казалось, целую вечность.

Его тело было обернуто старой, но хорошо сохранившейся шубой. Когда женщины вошли в комнату, он не пошевелился и даже не моргнул. Ставни на окнах были закрыты. Тяжелый запах застоявшихся духов висел в воздухе, окутывая удушливым облаком каждого, кто посмеет приблизиться к стулу.

Женщины обменялись взглядами и смотрели друг на друга, пока одна из них, длинноволосая, не начала чихать и тереть руками глаза. Затем она подняла взгляд к потолку и пробормотала что-то, словно обращаясь к кому-то вне этой комнаты. Наконец она подняла небольшой рюкзак, брошенный около стула, и заглянула в него.

– Принести лопаты? – спросила она у своей компаньонки.

Вторая, с похожей на саксонский шлем прической, бросила полный презрения взгляд на сидящую фигуру. Она раскрыла полы шубы, в которую был завернут писатель, и приложила свою ладонь к его груди.

– Нет, он еще дышит.

Она несколько раз щелкнула пальцами прямо перед его носом, но он так и не проявил никаких признаков жизни.

– Еще очухается.

– Поставить чайник? – спросила ее компаньонка.

– Да, пожалуйста. Позже мы вернемся, чтобы обсудить все условия.

КОНЕЦ

Шесть месяцев спустя, вскоре после того, как я напечатал слово «КОНЕЦ»

– Нам не понравилось, – сказала Венди. – Взять хотя бы этих персонажей. Это что, мы? Вот эти вот… существа? Эта Джойс? И эта жуткая Вероника? Знаете, я еще никогда не читала ничего настолько унижающего наше достоинство!

Но у тебя действительно желтые зубы и от тебя действительно воняет, ты чокнутая и ты шантажировала меня и вымогала мои деньги. Так в чем проблема, Вероника? Ой, прости, я хотел сказать – Венди. Да, и еще: твоя стрижка – это просто жуть. Я до сих пор не уверен, но мне кажется, ты сделала ее сама кухонными ножницами или ножом и вилкой. Или же это Джойс – ой, еще раз извиняюсь, я имел в виду Нату – забралась повыше и обработала твою голову секатором? Я вовсе не давал волю своей творческой фантазии, описывая твою дурацкую внешность. Единственное, что я сделал, – это изменил цвет твоих волос: благодаря мне ты стала блондинкой, а не пепельно-серой мышью.

– Да, точно! – воскликнула Натали, воодушевленная своей компаньонкой. – И наши идеи, сами идеи нашей организации. Вы ведь все извратили! Боюсь, это не добавит уважения нашему международному сообществу.