Роберт Эйкман - Холодная рука в моей руке [сборник litres]

Но ничего подобного не случилось. Все, что сделал Бэннард – добравшись до двери, медленно и осторожно ее открыл. Напряженная ситуация, казалось бы, разрешилась; поведение Бэннарда было вполне естественным, однако Мейбери глазам своими не верил, наблюдая, как тусклый луч света из коридора проскользнул в комнату, сначала расширился, потом сузился, а после того как до Мейбери донеслось тихое поскрипыванье дверной ручки, исчез вовсе. Очевидно, у Мейбери не было ни малейших причин волноваться; но он находился в таком взвинченном состоянии, когда любое событие лишь усиливает накал тревоги. Можно было не сомневаться, что возвращение Бэннарда, которого следовало ожидать в скором времени, снова ударит ему по нервам. Мейбери сознавал, что самым комичным образом утратил присутствие духа, в то время как Бэннард сохраняет спокойствие. Ему вновь пришла на ум бедная Анжела, которой нынешней ночью пришлось куда тяжелее, чем ему.

Мысли о горькой участи Анжелы, которая, несмотря ни на что, оставалась такой милой, еще сильнее взвинтили Мейбери. Затаив дыхание, он ожидал возвращения Бэннарда, которое, разумеется, было неизбежно. О том, чтобы уснуть, пока Бэннард не вернется, нечего было и думать.

Но Бэннард не возвращался. Мейбери уже начал подозревать, что, вследствие каких-то проблем медицинского характера, он утратил способность адекватно воспринимать время. Весь нынешний вечер и ночь, с тех пор как он двинулся по рекомендованной ему дороге, он постоянно пребывал в сомнениях относительно своего места во вселенной и того, что принято называть состоянием своей нервной системы. Подобная неопределенность подтверждала, что у него имеются веские основания для беспокойства.

Через некоторое время откуда-то из глубин дома донесся грохот, затем – пронзительный вопль, который повторился несколько раз. Невозможно было определить, далеко или близко находится источник шума, и тем более невозможно было определить, кричал ли то мужчина или женщина. Мейбери не представлял, какое человеческое существо, пусть даже в самом бедственном положении, способно произвести столь душераздирающий звук. Слушать его было истинной мукой, особенно в замкнутом пространстве, жарком и абсолютно темном. Мука эта длилась, ибо вопль повторялся и повторялся, становясь все пронзительнее, так что Мейбери вынужден был обхватить себя за плечи, дабы не закричать в ответ.

Он соскочил с кровати и побрел к окну, завешенному тяжелыми шторами. Необходимо было впустить в комнату хотя бы немного света и воздуха. Нащупав в темноте штору, он отдернул ее, потом взялся за вторую.

Света не прибавилось даже на малую толику.

Возможно, окно закрыто ставнями? Мейбери осторожно вытянул руку. Пальцы не ощутили ни дерева, ни металла.

Выключатель. Нужно найти выключатель.

Пока Мейбери блуждал в темноте, вопль превратился в омерзительное бульканье: можно было предположить, что неведомый страдалец, испытав бурный приступ рвоты, потерял сознание или даже, по милосердию небес, скончался. Мейбери продолжал поиски выключателя.

Трудно сказать, долго ли длились поиски, но в конце концов Мейбери нащупал выключатель, щелкнул им, и загадка моментально разъяснилась. За плотными шторами находилась самая обыкновенная стена. В комнате не было окон. Шторы являлись чистой воды декорацией.

В воздухе вновь повисла тишина – тишина, не нарушаемая ни единым звуком. Постель Бэннарда была так аккуратно застелена, словно он и не думал ложиться.

Мейбери сбросил чужую пижаму и со всей быстротой, доступной в его нынешнем состоянии, натянул собственную одежду. Никакого определенного плана действий у него не имелось. Он просто чувствовал: будет лучше, если он полностью оденется. Заглянув в бумажник, он удостоверился, что деньги по-прежнему на месте.

Подойдя к двери, Мейбери попытался ее открыть; он надеялся, выглянув в коридор, догадаться о том, что происходит в отеле, и сообразить, каким образом он может спастись.

Дверь не открывалась. Не поддавалась, сколько он ни дергал за ручку. По меньшей мере она была заперта; а может быть, и не только. Если дверь запер Бэннард, он проделал это на удивление бесшумно: несомненно, у него имелся опыт по этой части.

Мейбери попытался заставить себя рассуждать спокойно и хладнокровно.

Итогом этих рассуждений явилось то, что он, еще более поспешно, чем прежде, стащил с себя костюм и снова облачился в пижаму Бэннарда.

Единственный разумный план действий заключался в том, чтобы снова выключить свет, забраться в постель и по возможности затаиться под одеялом; пребывать в бездействии, как и прежде. Но Мейбери, повернув выключатель, понял, что, несмотря на все доводы разума, он не в состоянии вынести возвращения полной темноты.

Отказавшись от намерения выключить свет, он уселся на край кровати, все еще пытаясь принять некое разумное решение. Быть может, Бэннард в конце концов вернется? По крайней мере, вернется в течение этой ночи?

Мейбери заметил, что электрическая лампочка начала мигать и потрескивать. Через несколько мгновений потрескиванье смолкло, и она погасла. Мейбери решил: дело тут не в том, что во всем доме по какой-то причине отключили электричество. Перегорела одна-единственная лампочка; крохотная авария, ставшая для него катастрофой.

Растянувшись на кровати, он долгое время лежал, погрузившись в полузабытье; пока не произошло ничего угрожающего, внушал он себе, пытаясь сконцентрироваться на этой мысли. Еще будучи подростком (да, именно в школьную пору), Мейбери имел немало возможностей убедиться, что с ним часто происходят странные события, в большинстве своем не причиняющие никакого вреда.

Потом в темную комнату тихонько прокрался Бэннард. Слух Мейбери не уловил даже легчайшего шороха шагов в коридоре, ни, что было еще примечательнее, скрипа ключа в замочной скважине, не говоря уже о скрежете задвижки. Полоса света, проникшая из коридора, сначала стала шире, потом сузилась и исчезла – следовательно, Мейбери был прав, предполагая, что в его комнате перегорела лампочка. Свет, правда, был тусклым, но, возможно, ничуть не более тусклым, чем прежде. В отеле, по всей видимости, не возникло никаких проблем с электричеством. Бэннард, как и прежде, исполненный деликатности, отказался от попытки включить свет в комнате. Проявив удивительное мастерство по части бесшумного закрывания двери, он юркнул в свою постель.

И все же кое-что явно изменилось: с возращением Бэннарда темный воздух комнаты наполнился ароматом духов; то был аромат, исходящий от очаровательной дамы, с которой Мейбери давным-давно – по крайней мере, так ему казалось – беседовал в гостиной. Как известно, из всех человеческих чувств именно обоняние обладает наиболее долгой памятью.