Мирей Кальмель - Проклятая комната

— Как Лоралина? — поздоровавшись кивком головы, спросила она.

— Приободрилась, но очень беспокоится. А как моя дочь?

— Антуанетта назвала ее Антуанеттой-Мари, девочка цепляется за жизнь. А еще я видела, как Шазерон входил в свою комнату, четыре солдата несли за ним старый сундук.

Филиппус перестал дышать.

— Вы полагаете… — начал он.

— Что в нем находится мертвая Лоралина? Не знаю. Я пришла убедиться в обратном. Мы ничем не рискуем, если посетим ее, раз он отлучился.

Филиппус кивнул и сразу полез на четвереньках в лаз. Через короткое время Лоралина в деталях поведала им о соглашении с Франсуа, опустив все, что узнала об Изабо. Неподходящее было время для выяснения отношений с теткой. Да и Франсуа вот-вот возвратится.

— Скоро мы будем свободны, любовь моя. В обоих замках много потайных ходов, и я смогу сбежать в любое время. Тетя Альбери, позаботься до тех пор о нашей дочери, не оставайся в подземелье. Когда Франсуа найдет золото, он прочешет все ходы, пытаясь узнать, нет ли где еще. И не приходите больше сюда. Только оставьте проход открытым. Если уж мне предстоит сгнивать в этой темнице, я добьюсь, чтобы меня расковали. Я вернусь, Филиппус! Верь мне. Обещаю.

Он кивнул. Его поразили ее убежденность, ее приспособляемость, жизнеспособность, будто впитавшиеся в ее кровь. Нет, она была не как другие, и за это он любил ее все сильнее и сильнее. Он снял с шеи золотую цепочку с изящным чеканным крестиком и надел на нее, под железный ошейник.

— Это принадлежало моей матери. Она хотела, чтобы я подарил цепочку своей жене. Не дождалась она такого счастья… Я хочу, чтобы с этой минуты ты носила ее.

Лоралина удержалась от горестного вздоха, подумав о собственной матери. Благодаря Филиппусу у нее наконец-то будет настоящая семья.

— Я никогда не расстанусь с ней. Никогда. А теперь уходите. Если он застанет вас здесь, невозможно вообразить, что может произойти.

Она смотрела, как они исчезали, пальцы ее сжимали драгоценность, наполненную обещаниями. Младенец перестал пищать и сосать. Неровно дыша, он дремал. На таком холоде он вряд ли выживет. Она надеялась, что Франсуа ничего этого не замечал. Она изо всех сил старалась сохранить ребенку жизнь, но в ней самой не было тепла. Она тоже закоченела.

Две крысы копошились над остатками еды. Несколько раз она кидала в них камни, валявшиеся рядом. Три или четыре крысы, привлеченные запахом молока, ждали, когда она уснет. Она с детства не страдала в пещере от холода, голода, разных неудобств. Здесь же ей приходилось жить среди собственных экскрементов и плесени. Она чувствовала себя внутренне оскверненной всей этой грязью. Сжав зубы, она заставила себя ходить, насколько позволяла длина цепи, и крепко прижав к груди младенца, своим дыханием старалась хоть немного согреть его. Лоралине очень хотелось спать, но она чувствовала, что, проснувшись, найдет ребенка мертвым. Так что приходилось ходить и ходить…

«Антуанетта-Мари». Хозяйка замка назвала ее дочь Антуанеттой-Мари. Филиппусу это понравилось. А она ни разу не упомянула о своем выборе: Геральда. «Геральда-Мари. А почему бы и нет?» Но сейчас это казалось таким незначительным; ей бы свою дочь баюкать. Возможно, поэтому она пыталась удержать жизнь в своем сводном брате. Чтобы не страдать от того, что она не с ней. Чтобы не утратить иллюзий.

Она ходила и ходила, цепляясь за мечты, пока не заболели подошвы босых ног. Бесполезное кружение убивало время, давая ничтожное ощущение свободы.

Из дремоты ее вывел скрип двери. Она сощурила глаза от приближавшегося света факела. Стражи уже меняли свечу, поставленную на ступеньке, когда приносили ей еду. Но она погасла, вероятно, из-за сквознячка, образовавшегося между неплотно прикрытым лазом и щелью под дверью.

Лоралина почувствовала себя неловко. Взглянув на Франсуа, поняла: его глаза были устремлены на ее обнаженную грудь, не прикрытую ребенком, так как она опустила его на живот. Она приподняла уже задервеневшее тельце младенца, закрыв грудь от взгляда, в котором, как ей показалось, читалось волнение.

— Вы нашли золото, мессир?

Франсуа кивнул. Однако что-то его заинтриговало. Он не знал, что именно, но вид этой груди пробудил в нем странное чувство, не связанное с желанием обладать этой белой совершенной формой, которую он однажды грубо мял и целовал. Он тотчас прогнал это чувство, чтобы думать только о золоте.

— Даже слиток, украденный у меня лекарем. Стало быть, вы были заодно. Но мне это теперь безразлично. Ведь ты отдаешь мне то, что я желал — наследника, способного превращать металл в золото. Я мог бы развестись с супругой и сделать тебя моей женой, но я не доверяю тебе. К тому же как объяснить всем, что ты выжила пятнадцать лет назад и, конечно же, не без помощи дьявола? Ты показала мне, как изготовлять золото посредством алкаиста (он достал из кармана флакончик), и этого мне хватит, чтобы дождаться, пока ребенок вырастет и даст все, что я хочу. Я заберу его у тебя, Изабо, и его вместе с моей дочерью будет кормить жена. Очень жаль, но ты мне больше не нужна.

Сердце Лоралины сильно забилось.

— Вы дали мне слово! — возразила она.

— У меня нет такой силы, чтобы воскрешать мертвых. Для всех ты умерла, Изабо. Дай мне ребенка, я позабочусь о нем.

Она отпрянула так далеко, насколько позволяла цепь, заметалась на привязи, а он решительно направился к ней. Она знала, что ей невозможно избежать своей участи, однако внутренний голос упрямо призывал не покоряться неизбежности, поскольку она поклялась отомстить за себя.

— Не будь глупенькой, — нашептывал он, словно игра эта забавляла его. — Ты не можешь ускользнуть от меня. Я — господин, хозяин. Ты мне принадлежишь. Ты всегда принадлежала мне!

Тогда она остановилась, и протянула ему ребенка, разразившись отчаянным смехом.

— Слишком поздно! У вас нет больше наследника, мессир.

Он схватил младенца, увидел его побелевшие губы, безжизненные глаза, встряхнул, будто отказываясь признать очевидность, и побагровел.

— Ты обманула меня… Опять!

Он сильно хлестнул ее ладонью по лицу, голова ее дернулась, ударилась о стену. В безумном гневе он схватил ее за растрепанные волосы, младенец с глухим стуком упал на пол к ее ногам.

— Ну уж нет, еще не все кончено! Уверен, что еще есть один выход!

Поднеся флакон к глазам, он дрожащим пальцем открыл его. Лоралина попыталась оттолкнуть надвинувшееся на нее тело, не оставлявшее ей ни малейшей лазейки. Она вертела головой, но он оставался бесчувственным к ее ударам по бокам и спине. Ухватив за челюсть, он силой открыл ей рот.

— Пей, да пей же!

Лоралина почувствовала, как влившаяся жидкость обожгла горло, а он удерживал ее голову запрокинутой. На глаза навернулись слезы, она опустила руки. Он влил в нее достаточно яда, чтобы тот ее убил. Она проиграла. Осталось только надеяться на быструю смерть.