Андрей Соловьев - Письмо для торговца Чжао

**********

Каждые две недели Саня мотался в Пекин. К лету шёлковые рубахи были известны уже за пределами Кабановска. К нему приезжали теперь перекупщики из Комсомольска и забирали продукцию мелким оптом. Рыночные торговцы терялись в догадках, где он берёт свой волшебный товар. Много раз у него пытались выведать тайну. Мужики набивались в друзья, предлагая вместе выпить водки после работы, а бабы наперебой зазывали домой то «на пельмени», то «на блины», ясно давая понять, что к пельменям предложен будет десерт особого рода. Водку в компании Саня не пил, ссылаясь на слабость здоровья. И к бабам в гости не ездил, выдумав, что женат и сохраняет верность супруге. Он знал, что за ним всё равно пытались следить. Так что с того? Предположим, барыгам удастся пронюхать, что он гоняет в Пекин. Но обнаружить следы одного человека в шестнадцатимиллионном мегаполисе было ничуть не проще, чем отыскать иголку в стоге сена.

К весне половину рынка оккупировали сами китайцы. Шумной толпой они растекались по территории, занимая все свободные прилавки. Скоро прилавки закончились, и китайцы сноровисто принялись строить большие ангары из листового железа, заполняя торговые площади разнообразным товаром. Рыночные торговцы встревожились, понимая опасную близость внезапно нагрянувших конкурентов. Третьяку, однако, китайцы совсем не казались опасными. Все они были родом из приграничной провинции Хэйлунцзян, товар возили по большей части копеечный – трикушки, майки, тапочки, ярко раскрашенные игрушки с бьющим в нос химическим запахом и другую подобную дребедень. Рубахи были для них такой же диковинкой, как и для наших соотечественников. Они теребили мягкий мерцающий шёлк между тонкими жёлтыми пальцами, изумлённо восклицали «Ай-я!», округляя скошенные глаза, и приставали к Сане с расспросами, точно ли чудо-рубахи куплены были в Китае, и если да, то в каком именно городе.

**********

Чтобы не выглядеть скучным и мрачным типом, в ответ на расспросы Третьяк никогда не молчал, но охотно рассказывал китайцам и русским одну и ту же историю, которую выдумал специально, чтобы не путаться во вранье. Мол, рубахи эти вообще не его. Саня всего лишь продавец за прилавком, мелкая сошка. Работает на хозяина – приезжего китайца по фамилии Сунь. Товар китаец привозит издалека, из южного города Гуанчжоу, и от Кабановска до этого города по слухам не ближе, чем до Луны. А что? Звучало вполне убедительно. Сами китайцы, слышал Третьяк не раз, толковали, что все на свете товары делают в Гуанчжоу. Можно ли требовать больше с обычного продавца?

Впрочем, китаец по фамилии Сунь на самом деле существовал. Он торговал, как и прежде, шёлковыми рубашками на узенькой улочке возле посольского квартала в Пекине. Сунь встречал Третьяка тепло, словно старого друга. И даже его ворчливый седой пекинес приветливо вилял хвостом, давно признав иностранца за своего. Приятели выпивали по зелёной баночке пива Tsingtao, закуривали душистые Marlboro местного производства и приступали к делу. За полчаса Третьяк набивал рубахами две здоровенные полосатые сумки, отвозил их в гостиницу, туго перетягивал скотчем и оставшиеся до отлёта дни беззаботно болтался по центру Пекина.

Три раза Саня ездил на тот необъятный рынок с матершинным названием, где в январе собирался отовариться шубами. Там в лабиринтах бесчисленных торговых рядов копошились тысячи наших сограждан со всех уголков бывшего Союза. Не стесняясь в крепких выражениях, они торговались до хрипоты с продавцами, набивали всевозможным товаром сумки, баулы, мешки, фанерные ящики и даже морские контейнеры. Шмотками с этого рынка можно было одеть всё население какой-нибудь средней европейской страны.

Но Саня ездил на Ябалу не за товаром. Ему вполне хватало доходов с продажи рубах. Уж больно хотелось найти того старика, что указал зимой дорогу к лавке торговца Суня. В отдельном кармашке потёртого уже кошелька-желудка лежала аккуратно завёрнутая в чёрный целлофан пачка в полторы тысячи юаней. Это был подарок старому нищему. Много раз Третьяк представлял, как обрадуется старик. Как они сходят вместе в забегаловку по соседству, раздавят бутылочку забористой «Эрготоу» под миску горячей лапши. Но на том суматошном перекрёстке всякий раз толкались только горластые малолетние попрошайки. Разыскать старика так и не удалось.

**********

К началу сентября Третьяку удалось уложить в жестяную банку шестьдесят четыре тысячи долларов. Соседи по рынку шиковали вовсю. Лезли из кожи вон, стараясь удивить друг друга размерами золотых цепей, дорогими нарядами и подержанными авто, привезёнными из Японии на туристических теплоходах. До поздней ночи они куражились в ресторанах «Чикаго» и «Эльдорадо», просаживали деньги в новом казино на набережной и осваивали курорты экзотического Таиланда. Саня же питался по большей части сосисками, варёными яйцами и лиловыми куриными окорочками американского производства, которые брал коробками на продовольственной базе в замороженном виде. Они не отличались изысканным вкусом, но были просты в приготовлении. Даже в Пекине, при всей дешевизне китайской еды и её неслыханном разнообразии, по большей части он покупал пельмени с лапшой в копеечных забегаловках. Не забывая, впрочем, про пахучую местную водку, к которой успел уже пристраститься. Из одежды пришлось потратиться только на джинсы Тесс – одни тёмно-синие, другие цвета морской волны, пару футболок с портретами Джона Леннона, да на кроссовки Пума, в которых Саня и проходил до самой осени. А уж рубах у него, как известно, было навалом.

В остальном Третьяк экономил, как говорится, даже на спичках. Словно неуместным форсом опасался спугнуть удачу, разменять мечту на скоротечные удовольствия. Шаг за шагом он шёл к своей цели и старательно копил на квартиру. Говоря по правде, долларов из коробки хватило бы уже, как минимум, на две. Но он никак не находил в себе решимости остановиться, перевести дух и начать уже тратить свои сбережения. Каждое утро, как заведённый, с полосатой сумкой в руке Саня шагал на автобус номер тринадцать, идущий на Крюковскую. И каждый вечер прыгал в троллейбус, идущий обратно, чтобы добраться до центра, найти обменник с удобным курсом и пополнить запасы валюты. Всю неделю он прятал доллары в особом кармашке сумки, застёгнутом на молнию, а по понедельникам, озираясь по сторонам, пробирался в старый гараж и выкапывал из земли жестяную банку.

Чем толще становилась пачка в коробке из-под печенья, тем хуже становился его сон. По ночам Третьяка преследовали кошмары, в которых царило насилие и беззаконие. В этих снах убивали с особой жестокостью, избивали, пытали, калечили, грабили, похищали личное имущество и грубо лишали девственности. Потом улетучились даже остатки сна, и на смену кошмарам пришла бессонница. Ворочаясь ночь за ночью на смятой постели, он представлял уже наяву, как в дедов гараж залазят злоумышленники. Настоящие матёрые уголовники с голубыми от наколок руками. Сверкая в отблесках лунных лучей рондолевыми фиксами, они колотят со стуком кирками о землю, пока наконец не находят спрятанное сокровище. Гадко хихикая и матерясь, разрисованными руками делят уроды пачки зелёных купюр. Дошло до того, что Саня завёл привычку ночевать в гараже. С вечера он запирался изнутри на два замка и до утра караулил своё богатство, скорчившись на заднем сиденье Запорожца в обнимку с большим топором и вслушиваясь напряжённо в каждый шорох. В какой-то момент стало ясно – или он избавится от этих денег, или скоро деньги просто сведут его с ума. Проблема назрела, и нужно было срочно её решать..