Екатерина Смирнова - Птицы на проводе

Друзей у меня не было. Придумывать игры приходилось самой, зачастую только в своем воображении. А оно, благодаря книгам, было богатым на фантастические сюжеты.

Я росла и не понимала, почему дети сторонятся меня. Лишь став подростком, поняла, что я… просто другая.

Окружающих пугала моя чувствительность, а я пугалась сама себя. Мои руки, словно проводники, передавали мне информацию об окружающем мире. Мои глаза видели прошлое людей, их боль, счастье, ошибки, страхи, все, что когда-то видели они за свою жизнь… Позже я научилась защищать себя от чужой информации, используя очки или линзы. С руками было сложнее. Перчатки лишь на время блокировали контакт.

С Артемом мы познакомились на море. Мне было восемнадцать лет, я отдыхала от городской суеты, кормила чаек хлебными крошками и не заметила, как оступилась на камнях, кубарем слетела с небольшого утеса. Артем прогуливался неподалеку с приятелями. Бросился мне на помощь, поднял, словно ракушку с песка. Осматривал мою порезанную камнем ногу и приговаривал:

– Летела как птичка, чем ты только думала?

А я и не знала, расплакаться мне от боли или от счастья. Такой заботы я не ощущала давно, наверное, с тех самых пор, как не стало моих родителей. От его рук исходило столько тепла и доброты, что мне не хотелось их отпускать никогда.

Дальше события развивались стремительно. Тем же летом я переехала к Артему в Подмосковье, осенью сыграли свадьбу. Его родители не могли нарадоваться, глядя на нашу молодую семью. Друзья называли нас «неразлучники», мы всегда и везде были вместе. К тому же фамилия Артема, ставшая нашей общей, на удивление, тоже была птичьей – Скворцов. Счастье поселилось в нашем доме и озаряло светом всех, кто в него заходил. Мы любили принимать гостей, с удовольствием сами приезжали к друзьям по праздникам и в выходные. Калейдоскоп событий был ярок, впечатления и чувства переполняли нас каждый день.

Именно Артем подарил мне радость жизни, научил принимать себя такой, какая я есть. Не бояться быть сканером, учиться общению с людьми, будто я такая же, как они. И я поверила в это. Поверила, что могу быть счастлива, как обычный человек.

Таких, как Артем, сканеры называют «батарейками». Если нет возможности восстановить баланс энергии у природы, сканеры берут ее у «батареек». Не всегда это происходит осознанно, зачастую интуитивно. Я не стала исключением. Энергия Артема нужна была мне как воздух. И он делился ей, не жалея. Потому что любил.

Но два года назад все изменилось. После той самой встречи сканеров в Москве, когда узнала о последствиях нашего с мужем «общения»: я осознала, что не смогу сделать его отцом… Счастье покинуло наш дом и больше не заглядывало в гости. Артем так мечтал о малыше, что мысль о невозможности родить ему ребенка приводила меня в отчаянье и глубокую депрессию.

Сейчас, глядя, как Артем уходил в комнату, я никак не могла подняться с пола. Я больше не имела никакого права останавливать его и просить о помощи. Я должна была отпустить его. Навсегда.

Март сменил февраль так же стремительно, как Мила вошла в мою жизнь. Ежедневно мы пересекались в электричках, на улице, созванивались по телефону. Я не мог представить и дня без ее мелодичного обворожительного смеха.

Оказалось, она работает рядом с моим офисом. В перерывах мы встречались и обедали в уютном кафе «Апрель» недалеко от метро. Она рассказывала какие-то забавные истории из путешествий, сопровождая их шутками и своим звонким смехом, а я слушал и привязывался к ней как мальчишка. Мила оказалась заядлой путешественницей, побывала практически во всех странах мира, свободно говорила на английском, французском и итальянском языках. Сейчас изучала испанский.

Она сразу предупредила, что мы можем быть только друзьями. Семья стоит у нее на первом месте, и отношения с мужем – самое дорогое, что есть в жизни. Я согласен был стать ей другом, лишь бы и дальше слушать ее голосок и смотреть в эти бездонные глаза. С ней я не чувствовал себя обычным человеком, наоборот, я воодушевлялся и был готов свернуть ради нее горы. Она заряжала меня своей энергией и наполняла жизнь смыслом. В конце концов, уже только за это я был ей благодарен.

С Олей же отношения заходили в тупик. Она замыкалась с каждым днем все больше: уклонялась от разговоров, совместных ужинов, походов к друзьям. Вечерами мы здоровались в коридоре и расходились: она тенью ускользала в комнату, а я ночевал на кухне, на стареньком диване. Оля решила в апреле подать на развод и съехать из нашей общей квартиры. Мила помогала мне пережить эти сложные дни, скрашивала мои печальные мысли, зачитывала статьи из журналов и книг по психологии, старалась поддержать советом. И ей это легко удавалось. Благодаря Миле я ожил и наконец-то увидел просвет в своей дальнейшей судьбе. Я понял, что еще могу быть полноценным человеком, а не жить под микроскопом сканера жены.

Еще два года назад я и представить не мог свою жизнь без Оли.

Тогда, после ежегодной встречи со сканерами, она вернулась домой другим человеком. Казалось, наш мир рухнул. Оля сообщила, что моя энергия убивает в ней женскую сущность, блокирует способность к рождению детей. Запретила касаться ее рук, при любых обстоятельствах, как бы она ни умоляла меня об этом.

Она узнала, что сканеры не должны жить с такими, как я. Ее заявление долго жгло сердце, рана не могла затянуться. Я же хотел жить, как раньше, готов был усыновить ребенка, но Оля была непреклонна. Она решила, что губит меня, и отдалилась. Решила, что без нее я стану счастливее. Оля постоянно была в поиске – считала своим долгом найти подходящую подругу для меня. Я думал, она сошла с ума. Она отталкивала меня, прогоняла прочь. Иногда забывалась и вновь котенком льнула ко мне. В такие минуты я думал: она возвращается, и мы снова будем жить счастливо. Минуты, дни, месяцы проходили, но Оля оставалась верна своему решению. Она хотела уйти, но не могла оставить меня одного. Упрямая, противоречивая, она не позволяла себе быть счастливой рядом со мной. Попытки доказать ей, что она не права и я люблю ее, как и прежде, заканчивались слезами, а ее решение становилось тверже.

…Мила говорила, что все, что ни делается, – к лучшему.

Отпусти, если любишь… И я наконец-то отпустил Олю…

– Все, увольняюсь, – сообщила Мила, как только мы сели за столик в кафе.

Я смотрел на ее покрасневшие глаза, слегка припухшие веки, приоткрытый от обиды рот.

– Не могу больше, Тем, начальник требует каждый раз все больше и больше, я что – лошадь, что ли? Делаю, что в моих силах, прихожу раньше всех, задерживаюсь… Нет, я устала так. Никакой жизни.

Мила стала похожа на очаровательную куколку, раздосадованное личико добавляло ее внешности детской наивности. Она смотрела в стоящий перед ней тыквенный суп, то вынимая из него ложку, то погружая назад, но так и не решаясь начать есть.