Екатерина Смирнова - Птицы на проводе

Остров волков.

Желто-пряные луга, окутанные туманами, небо, связанное из сеточки алмазных звезд, ветер Черного озера, проникающий в двери, – они хранят тайны древнего острова уже много веков подряд. Пытаясь их узнать, будьте осторожны, ведь, путешествуя в неизвестное, прежними назад вы уже не вернетесь…

Весла осторожно погружались в воду, стараясь не нарушать стоявшую вокруг тишину. С каждым разом поднимать их и опускать в воду бесшумно получалось с трудом. Женщина на минуту перестала грести и потрогала лоб сидевшего рядом мальчика. Горячий, словно нагретый на палящем солнце камень.

– Мама, я умру, да? – еще коверкая звуки, произнес он.

– Нет, детка, нет. Все будет хорошо, – женщина чуть приподняла уголки рта и постаралась улыбнуться. Глаза же ее были по-прежнему напряженными. До острова оставалось чуть больше десяти метров.

Гаврила родился, когда Таисье исполнилось 42 года и ее волосы уже были полны серебра. Мальчик был слабым и болезненным младенцем, совершенно не похожим на своих старших братьев. Большую часть жизни Гаврила провел в кроватке в бреду. Приходившие знахарки лишь разводили руками и отводили глаза в сторону. Помочь сыну Таисьи они не могли. Но однажды у матери появилась надежда.

В то утро к ним на порог прилетел ворон, черный как смоль. «К беде», – подумала Таисья, но птицу не прогнала. Неожиданно ворон ударился оземь и обернулся темноволосой женщиной, невысокого роста. «Меня зовут Магда, – промолвила она, – я слышала о твоем сыне. Молва ходит в округе, что мальчик нежилец у тебя. Недолго ему осталось. За озером Черным, что за деревней Петровой, есть остров. Он небольшой, не живет там никто. Привези мальчишку туда через три дня. Оставь и поезжай обратно. Сына спасешь, если меня послушаешь». На этих словах женщина обернулась вокруг себя, бросилась на землю, обратилась вороном и улетела.

Мать еще долго стояла на пороге, не веря глазам своим. Перекрестившись несколько раз, увидела на полу перо черное. Так и осела к нему. Подняла да за пазуху спрятала от греха подальше. Но слова птицы все никак из головы не выходили.

Три дня обдумывала посланье вороновое. Три дня с силами собиралась. А Гавриле все хуже становилось, третьи сутки горел угольком. Обернула его в одеяло, в лодку положила да поплыла к острову. Ближе к ночи мальчик очнулся, посмотрел на мать, а ей только горше от этого: верно ли она поступила, что словам птичьим доверилась.

Причалив к острову, посадила Таисья сына на корягу у берега, поцеловала в лоб, обратно в лодку села и уплыла, слезами горькими умываясь. А через месяц и вовсе землю покинула…

Спустя сорок дней завелся в деревне Петровой волчонок. Видели его у дома, где Таисья с сыновьями жила. Сядет, бывало, у ворот и воет протяжно…

– Давай немного быстрее, опаздываем же! – крикнула Оля и пробежала первая через турникет, не оглядываясь. Такая у нее привычка – никогда не оглядываться.

Я никак не мог найти билет, снова и снова выворачивал карман наизнанку. Оля забежала в электричку, машинист пробубнил следующую остановку… и, о чудо – билет наконец-то вынырнул из кармана.

Протиснувшись сквозь толпу, я запрыгнул в вагон и принялся взглядом искать Олю.

– Я здесь! – она помахала мне рукой и показала на место рядом с собой. Я сел около нее и сразу почувствовал запах цветочного шампуня от ее взъерошенных волос, слегка пригладил их, но тут же отдернул руку: мне нельзя касаться Оли.

Она прислонилась головой к моему плечу и закрыла глаза. Я тоже попытался уснуть, но в вагоне было душно, словно в парилке, несмотря на мороз на улице. Решив открыть окно напротив, я встал с сиденья, чуть отодвинув Олю, и встретился глазами с девушкой, заходившей в вагон из тамбура. «Еще одна опоздунья», – посмеялся я про себя и протянул руки к окну. Форточка с легкостью поддалась мне, в вагон наконец-то ворвался свежий воздух.

Девушка остановилась напротив нас и озиралась по сторонам в поисках свободного места. Мне стало неловко перед ней, и я, посмотрев на Олю и сделав вид, что не заметил недовольную гримасу на ее лице, – уступил опоздунье место.

Прежде чем сесть, девушка сняла с себя пуховик и поддеву к нему. «Хм, не один я ношу поддевы», – отчего-то обрадовался я. Девушка все больше захватывала мое внимание.

Она постоянно поправляла сбившуюся на бок длинную челку, убирала ее подальше за ухо. Ее жесты были робкими и слегка встревоженными, мне показалось, что она чем-то огорчена.

Усевшись, она достала ноутбук и принялась за работу в Worde. Я обратил внимание на ее изящные длинные пальцы: на мизинце, словно украшение или татуировка, располагался небольшой шрам, а безымянный палец оказался зажат обручальным кольцом. Именно «зажат», такое сравнение показалось мне наиболее подходящим. Девушка сосредоточено отбивала безумный ритм на клавиатуре. Что-то в ней было неуловимо знакомое, хотелось смотреть на нее и смотреть, чтобы узнать, что именно показалось знакомым. Через несколько минут мне захотелось ее даже обнять, настолько она казалась беззащитной и маленькой. Но, пересилив себя, я решил отвлечься и начал рассматривать узор замерзшего стекла. Я искоса посмотрел на Олю: казалось, что она спала. За разглядыванием причудливых узоров на стекле и странной опоздуньи я и не заметил, как электричка подъехала к вокзалу.

Оля молча вышла из вагона на ледяную платформу, даже не надела шапку и перчатки. Я шел следом за ней, при этом пытался не упустить из вида недавнюю попутчицу.

– Пока! – Оля посмотрела на меня как-то странно и отрешенно. – До вечера!

Я махнул на прощанье и тут же забыл о ней, увидев, как недавняя попутчица пробирается к турникетам в город.

Обычно я сразу спускался в метро, но сегодня последовал за незнакомкой по улице. Она укуталась в ярко-малиновый шарф и мелкими шажками, стараясь не упасть, аккуратно спешила на трамвайную остановку.

Догнав ее у здания вокзала и не придумав ничего лучше, я пошел рядом. Наши шаги измеряли расстояние до остановки в унисон, словно мы были давно и близко знакомы. Мне даже показалось, что наши сердца тоже бьются в такт.

Вскоре она заметила меня и улыбнулась.

– Привет! – услышал я свой голос…

Спешка. Бежим. И так каждое утро. Как в комедии с неудачным сценарием актеры вынуждены играть роли клоунов, глупых и рассеянных, бегающих по кругу под музыку из старой передачи про Бенни Хилла. Кричу, не оборачиваясь:

– Давай немного быстрее, опаздываем же!

Запрыгиваю в вагон, занимаю сразу два свободных места, не теряя надежды поспать в дороге.

Артем появился из тамбура, когда электричка тронулась с места. Стандартно и ожидаемо. После бессонной ночи глаза слипаются, хочется поскорее их закрыть. Артем наконец-то пробирается ко мне, и веки, словно пудовые гири, опускаются вниз.