Анатолий Мусатов - Совокупность М.

Старик снова сосредотачивался на своих воспоминаниях. Смутные видения хаотично теснились перед его мысленным взором, но часто в них возникали пугающие чёрные провалы. Старик знал, что именно в них сокрыта тайна, которой он жаждал и никак не мог открыть. Он не мог понять, что связывало эти воспоминания и долгожданного посетителя, но чувствовал, что одному без другого не быть. Без этого он не сможет принять своё последнее успокоение в этом мире.

Почему-то воспоминания возникали из беспорядочного мельтешения не так, как хотелось ему. Он жаждал проникнуть в черные провалы, а его усилия вызывали перед взором пустые, хлопотные дела, случившиеся в его долгой жизни.

Часто, ближе к вечеру, он знаками просил откинуть шторы с окон, так как боялся не разглядеть в темноте комнаты своего таинственного посетителя, пропустить его приход. Старик был почему-то убеждён в том, что тот должен прийти в сумерках и остаться незамеченным никем в одном из дальних углов большой залы. Максим Данилович перестал спать и только на краткие мгновения забывался тяжелым, беспокойным сном. Сны не приносили ни облегчения, ни отдыха его, измученному постоянным напряжением ожидания, мозгу. Но всё же он всё чаще видел сон, который был воплощением его давней мечты. Но даже он не приносил успокоения. Он знал о нем, но вспомнить был не в силах. Черная бездна высасывала из него все значимые даты его жизни.

Вскоре ему стало совсем худо. Максим Данилович перестал реагировать на вопросы жены. Она смачивала его пересохшие губы, кормила бульонами, вытирала обильный пот со лба, подкладывала подушки и по-прежнему всё время видела его устремлённый из-под красных, обмякших век напряженный взгляд в сторону окна. Иногда Максим Данилович издавал неопределённый звук и жестом показывал на окно, желая обратить внимание жены на призрачный фантом.

Жена понимала этот жест по-своему и торопливо спешила задёрнуть тяжелые шторы. Лицо старика сейчас же багровело, и он всем своим видом выказывал крайнее неудовольствие, приходя по мере своих сил в возбуждение. Шторы тотчас же отдергивались, и старик замирал. В такое время он часто видел в проёме окна некий мужской силуэт, который, по прихоти его измученного воображения, непрекращающаяся жара из струившегося зыбкими потоками воздуха ткала подобие человеческой фигуры.

Старик осознавал эфемерность такого способа визита. Он просто страстно желал видеть своего избавителя и не отвергал ни малейшей возможности встречи с ним. Но лишь с приближением сумерек ему становилось спокойнее. Он чувствовал, что неведомый покровитель не оставить его, придёт к нему, успокоит и ответит на мучившие старика вопросы. Что это были за вопросы, Максим Данилович даже не догадывался, но ясно понимал, что вспомнит всё сразу же, лишь бы встреча состоялась, лишь бы он пришёл! А что он придёт, старик ни на мгновение не сомневался! Только бы скорее, только бы он успел!

Однажды, ближе к вечеру, М. пришёл. Максим Данилович вдруг явственно почувствовал необычайный прилив сил. Он встрепенулся. Ещё не видя М., старик чувствовал его присутствие. Жаркая, сладкая волна, сродни экстазу первой любви, омыла каждую клеточку его изболевшего тела. Густые сумерки легли по углам, пропали в них предметы, мебель и само пространство комнаты, но старик прямо перед собой увидел своего долгожданного посетителя. М. сидел в дальнем углу комнаты, тихонько и всеми незамеченный. Его фигура явственно обрисовывалась в поздних сумерках, будто они были ярким ореолом для этого сгустка мрака, имеющего форму человеческого тела. Он был тёмен, как само естество мрака. Он весь словно светился этой тьмой, исходившей от него тяжким, мощным потоком.

Увидев М., старик потянулся к нему всем своим существом. «Как же ждал я тебя, Бог мой!..», – шептал он, протянув навстречу ему руку. Слезы радости и облегчения катились по его лицу. Он понял, что пришло освобождение.

«Стоило ли так беспокоиться? – отозвался М. – Я пришёл, как только это стало нужно…». Фигура во мраке изменила свои очертания. Там, где должно быть лицо, старик уловил тонкую полоску губ, оплеснувшую его мягкой улыбкой. «Нет! – запротестовал старик. – Ты же знаешь, как я давно желал нашей встречи! Не обижай меня, я не заслужил твоего забвения!».

Истовый шепот старика был еле слышен, но он, видимо, тронул М. и тот сказал: «Ну, будет, будет! Я всегда помнил о тебе. Даже когда ты и не подозревал обо мне…». «Мне трудно, невыносимо думать, что я пропустил всю свою жизнь вне общения с тобой… Только под конец… моей жизни… я обрёл тебя…».

Старик зашёлся кашлем, долго и натужно. М. терпеливо ждал. Лишь когда старику стало легче, сказал: «Ты ошибаешься, старик, мы с тобой были неразлучны. Только ты об этом не знал. Ты не помнишь нашу первую встречу?». И как только М. произнёс эти слова, пелены забвения спали с глаз Максима Даниловича, и он увидел всё так отчётливо, как никогда в жизни не видел, даже в детстве.

Яркие и подробные картины прошедших лет, – они теснились перед его взором всё сразу, и ни одна из них не потерялась для его жадного и нетерпеливого внимания. Для старика все его воспоминания всегда были окрашены в два цвета; яркие и светлые цвета сопровождали их, если они были приятны, но становились серыми и смазанными, если припоминалось что-то страшное, злое и грубое. Но тут всё ожило таким буйным разноцветьем, какого старик не мог припомнить за всю свою жизнь. Он был растерян и смущен таким обилием подробных точностей, открывшихся его взору. Ему казалось, что и не было так в его жизни, – ан нет, вот оно – и лестное и подлое, всё рядом; стыдное, гадкое, как старая перепрелая падь, но и волнующе-радостная победа над недостойным поступком, либо умыслом.

«Спасибо тебе, мне никто в жизни не делал таких драгоценных подарков, – взволновался Максим Данилович, – но голова идет кругом… я хочу всё подробнее рассмотреть, а для меня сейчас это так трудно… Прошу тебя… повремени… с остальными, дай мне сроку рассмотреть их в последний раз…». «Ну, что ж, это нетрудно. Но мне хочется сделать тебе маленький подарок. Пойдем со мной, и я покажу тебе всё, что ты желал увидеть и о чём спросить меня».

«Да, но как же я смогу идти за тобой, мне это не под силу». «Ничего, я помогу тебе. Дай мне руку».

Поднявшись, М. сошел со своего места. Старик с волнением наблюдал, как по комнате перемещается тёмное облако, в середине которого плывет по направлению к нему неразличимо-черная фигура. Подойдя к старику, М. протянул руку. Старик без колебаний ухватился за этот продолговатый сгусток мрака. Он почувствовал пальцами неизъяснимо приятную, прохладную и шелковистую кожу. «Ты готов?», – спросил его М. «Да, да, я… готов, я иду с тобой…», – волнуясь, шептал Максим Данилович, не удивляясь уже тому, как легко он встал на ноги, как распрямилась спина, и свободно стало дышать.