Анатолий Мусатов - Аврелион

Тьма была осязаема. Казалось, ее непроницаемый мрак, как тисками, сдавливает голову. Постепенно из нее стали проступать пятна неясных свойств и очертаний. Пэр знал, что глаза его открыты. Он попытался приподнять голову, но не смог этого сделать. Пэр напрягся в попытке поднять руку. Он инстинктивно хотел ощупать пространство вокруг себя. Это было напрасно. Пэр с ужасом понял, что у него нет тела. Его великолепного торса с прекрасно развитыми бицепсами, которыми так восхищалась Мисса. Он понял, почему он не может управлять своим телом.

Волевым усилием Пэр подавил смятение. Было и еще одно странное, непонятное ощущение. Он ясно осознавал свое «Я». В этом «Я» Пэр чувствовал всего себя сразу. Он – это «Он». У него не было ни малейших сомнений в этом. Но то, что его «Я» разделяло это темное пространство с кем-то еще, Пэр был убежден. Пространство было чужим, мертвенно-холодным и давящим.

Через непроницаемую оболочку, где находилось только его сознание, ничего постороннего, что стало бы для Пэра знаком извне, не поступало. Он понимал, что жив. Вопрос был в том, почему ничего не видит, не слышит и не ощущает. Он мог только мыслить.

Это состояние было похоже на сон. Из темницы надо найти выход. Он есть, а сил и возможностей двигаться нет. Ничто не слушается. Вспыхивающие и гаснущие во мраке проблески, бледно светящиеся нити и пятна, завораживали, гипнотизировали. Они не давали сосредоточиться на главном, – спокойно осмыслить ситуацию. Без этого невозможно было найти что-то основательное, с чего можно было бы начать анализировать свое положение.

Внезапно Пэр почувствовал, как это темное пространство перемещается. Пространство приняло положение, подобное стоящему человеку. Пэр, ощущая биение чужого сердца, напряжение мускулов, даже, как ему казалось, ток крови в жилах, совершенно не владел этим телом. Именно так бывает в бесконечно длящемся кошмарном сновидении. Напрягая все силы, стараешься убежать, но не можешь пошевелить и пальцем.

Пэр не стал упорствовать в желании немедленно проснуться. Ему было понятно, что это не сон. Приказав себе замереть, он не пытался овладеть вместилищем своего сознания. Главным было остаться собой. Невероятным усилием воли Пэр заставил подчиниться беспорядочный поток мыслей. Прежде всего он сказал себе:

– Я Пэр, интеллакт из Аврелиона…

Потом, осознав эти слова и не найдя в них противоречия с тем, что он знал о себе, добавил:

– У меня есть друг Крит и Мисса…

И тут, словно мощный грозовой поток ливня с разверзшегося небосвода, на него обрушились воспоминания о его жизни, в которую он сейчас тщетно пытался вернуться…

Среди ветвей олеандрового дерева, покрытых густой зеленью, скрывался искусно сделанный помост. Два подростка прилаживали в развилке меж ветвей большую плетеную корзину.

– Знаешь, Крит, я сегодня поднял несколько раз тот камень, который лежит у дома Колона.

Стройный, хорошо сложенный мальчик, с оливкового цвета глазами не смотрел на своего друга. Он знал, что Крит не позавидовал ему. Его друг ничуть не сомневался в правдивости его слов.

С месяц назад они заключили пари. Тот, кто первым сможет поднять круглый камень, лежащий у порога учителя Колона, будет весь месяц старшим в их отношениях. Камень был большим и совершенно круглым, весом в треть каждого из них. Выиграть пари было непростой задачей.

И вот сегодня Пэр, – так, между прочим, – сказал о своей победе. Крит с достоинством принял свое поражение. Он не стал требовать сделать то же самое в его присутствии. Крит и так бы поверил. Пэр был и сильнее его, – на чуть-чуть, но сильнее, – и умнее. В Репетитории, где они проводили учебные часы, а потом долго и усердно зубрили полученные на уроке задания, Пэр вполовину быстрее всех заканчивал свой урок. Он даже намеренно тянул время, чтобы усыпить бдительность учителя. Как только это ему удавалось, Пэр прикрывал своей сенсорной панелью видеодатчики и перекидывал Криту написанную от руки шпаргалку. Только таким архаичным способом можно было обойти хитроумные системы слежения.

Пэр действовал так в своих интересах. Ему нужен был Крит. Без него проводить время было скучно. Сам Крит, конечно, справился бы с уроком. Но час или полтора без друга Пэру казались потерянным временем.

Его живой ум постоянно требовал загрузки какой-нибудь идеей, решения какой-либо головоломной задачи. Неделю назад он ни с того ни с сего вдруг объявил Криту, что уходит в Лес. Дескать, он хочет потеряться и посмотреть, что из этого выйдет. То есть, он сам выйдет из Него, или его Лес опять выведет на место, с которого он начал в Него заходить.

Вот потому-то они сейчас на этом высоченном олеандре прилаживают уже третью корзину. В нее они собрались складывать провизию и отдыхать на пути к вершине этого гигантского дерева. Пэр все обдумал, для осуществления своей авантюрной затеи. Криту он объяснил, что прежде, чем идти в Лес, надо обозреть с высоты дерева все стороны Леса. Может, где-нибудь и покажется в нем просвет.

Подъем на дерево требовал некоторых затрат. Необходимо было смастерить несколько корзин, которые следовало разместить на разной высоте. Пятидесятиметровое дерево с участками гладкого, без единого сучка ствола, мог лишить сил любого, если не принять мер для спокойного и правильного подъема. Пэр и Крит обрыскали все окрестности в поисках необходимой оснастки. Крючья и мотки веревки они достали быстро. Хуже дело обстояло с провизией. Еда, конечно, была, но ее нельзя было унести просто так. Смеси и пасты требовали особой посуды. В конце концов, Пэр сообразил, что большие судки и прочую тару можно прекрасно заменить обычными скарановыми пакетами. Они были стерильны, крепки, вместительны и полностью прозрачны. Если под раздаточный рожок подставить судок, обтянутый таким пакетом, то видеодатчик не разглядит подмену. И совершенно беспрепятственно выдаст всю порцию прямо в пакет. Так можно набрать еды на несколько дней. И унести из гастория, обмотав вокруг себя.

Укрепив корзину, мальчики осторожно присели на развилке, опасаясь соскользнуть с гладкой, шелушащейся коры. Крит удовлетворенно вздохнул:

– Ты, Пэр, все-таки сумасшедший! Я бы никогда не смог предпринять что-то подобное. Но мне нравиться! Нравиться даже просто сидеть на такой верхотуре. Это ж надо, так все устроить! Тебе, наверное, даже не страшно?

– Нет, – рассеянно ответил Пэр, занятый в это время какой-то мыслью. – Слушай, Крит. Нам так и за два дня не добраться до верха. Надо поставить автосканы коммуникаторов на «сон», а самим остаться здесь. И до темноты мы сможем подняться еще на два яруса ветвей.