Владимир Анин - Фотография

Старая крашеная дверь отозвалась угрожающим скрипом. Но Лера не испугалась – ведь этот звук она помнила с детства, такой родной и такой далёкий. Тёмно-жёлтая краска местами облупилась и топорщилась, казалось, будто дверь ощетинилась, готовая в любую минуту дать отпор непрошеным гостям. Но это была всё та же бабушкина дверь, ведущая в царство тепла и уюта, дверь, за которой всегда пахло пирогами и клубничным вареньем.

Сегодня на Леру дохнуло лишь горьким запахом сырости, а вместо тёплых бабушкиных рук её обнял тяжёлый пыльный воздух пустующего дома. Бабушки уже год как не было в живых. Мамы не стало ещё раньше – она тяжело болела, а папа, полностью посвятивший себя дочери, больше не женился. Месяц назад ушёл и он, Лера осталась круглой сиротой. Конечно, она уже была взрослой женщиной, но кто сказал, что от этого быть сиротой легче? К тому же в личной жизни у Леры были сплошные разочарования, не говоря уже о работе, где её регулярно подстерегали неудачи.

Вот и теперь, оставшись без заработка, Лера решилась наконец продать бабушкин дом. Покупатель нашёлся быстро. Ещё бы! Дом – большой, в приличном состоянии, с огромным яблоневым садом, недалеко от Москвы. Она добралась до него на своей «Гранте» всего за полтора часа. Правда, после смерти бабушки Лера наведывалась сюда лишь дважды: один раз – на похороны, второй – когда оформляла наследство. Теперь нужно было подготовить дом для передачи новому владельцу: навести порядок, забрать кое-какие вещи.

Погода стояла промозглая – середина октября – в доме сыро и зябко. Система отопления отключена, вода слита, и заниматься этим не было ни сил, ни желания. Но бабушка в своё время категорически отказалась сносить печь, а снаружи у стены сарая по-прежнему высилась внушительная поленница. Иногда, дождливыми летними вечерами, когда за окном холодало, бабушка затапливала печку специально для внучки – Лера страсть как любила смотреть на отблески пламени, проникающие сквозь щёлку печной дверцы, и слушать, как потрескивают дрова, в то время как дом медленно наполнялся особым теплом.

Затопив печь, Лера устало опустилась на диван и поёжилась от холода. Нет, так можно и окоченеть – когда ещё дом прогреется. Нужно чем-то заняться, тем более что дел предстояло много.

Для начала она выгрузила из серванта старую, но прекрасно сохранившуюся посуду, в том числе бабушкину гордость – сервиз богемского стекла, – и аккуратно уложила в привезённые с собой коробки. Потом очередь дошла до мельхиоровых приборов.

В комоде Лера наткнулась на старый фотоальбом в бордовой бархатной обложке. Там же она нашла красивый выкидной нож с перламутровой рукояткой и позолоченной кнопочкой. Потрогав пальцем лезвие, Лера убедилась, что нож острый.

Альбом сразу завладел её вниманием, больше ничего делать не хотелось. Да и куда спешить? Новые владельцы приедут только через три дня.

В доме по-прежнему было холодно. Лера потрогала только-только начинавшую прогреваться поверхность печки и подбросила в огонь ещё пару поленьев. Потом открыла привезённую с собой бутылку вина, налила себе полный бокал, взяла яблоко, протёрла найденный в комоде выкидной нож и, укутавшись в бабушкин клетчатый плед, забралась с ногами на диван. Плед был тоже влажный и холодный, но это лучше чем ничего, – подсохнет и будет тепло.

Положив рядом фотоальбом, она отпила немного вина, отрезала от яблока тоненький кусочек и открыла первую страницу. Воспоминания обрушились на Леру бурным потоком. Она вспомнила, как точно так же, с ногами сидя когда-то здесь на диване, вместе с папой рассматривала фотографии в этом альбоме, а папа комментировал. Сама Лера никогда бы не узнала в коротко стриженном лопоухом мальчике своего солидного папу.

«А кто это?» – спросила Лера, ткнув пальцем в чёрно-белую фотографию юноши, одетого в военную форму, с автоматом на груди и раскрытой папкой с надписью «Присяга» в руке.

«Это мой брат Валера. Твой дядя», – сказал папа.

«А где он?»

«Он умер».

«Почему?»

«Так получилось. Это произошло давно, ещё до того, как ты родилась».

«Он красивый».

«Да, он…»

Папа почему-то замолчал, а Лера перевернула страницу…

И вот теперь дядя Валера снова смотрел на неё со старой чёрно-белой фотографии печальными глазами, и во взгляде его была такая тоска, что у Леры в груди защемило. Она в очередной раз чиркнула ножом по яблоку и вскрикнула – большой палец левой руки словно обожгло. Лера выругалась, отшвырнула в сторону злополучный нож и, взглянув на окровавленный палец, сунула его в рот. Снова посмотрела на него – кровь не унималась, рана была слишком глубокая.

Досадуя, что придётся слезать с нагретого дивана, Лера отвела руку с порезанным пальцем в сторону и скинула с себя плед. В это мгновение крупная капля крови сорвалась с пальца и ударила прямо в лежавший на диване фотоальбом, аккурат в портрет дяди Валеры. Лера снова выругалась и бросилась на кухню, где у бабушки была аптечка. Она нашла бинт и туго перевязала кровоточащий палец. Бинт вскоре пропитался насквозь, но кровотечение вроде унялось, и Лера вернулась в комнату с тряпкой и бумажными салфетками с намерением срочно привести в порядок забрызганный кровью портрет дяди Валеры.

Но на фотографии не было и следа крови. Может, она забрызгала другую? Лера перевернула страницу сначала вперёд, потом назад. Но нет, там тоже не было никаких следов. Лера вновь посмотрела в печальные глаза дяди Валеры и почувствовала, как резко закружилась голова. Она зажмурилась и обхватила голову руками, будто испугалась, что голова сейчас скатится с плеч.

Лицо обдало холодом. Лера открыла глаза и с ужасом обнаружила, что стоит на какой-то открытой площадке, окружённой мрачными серыми строениями, а прямо перед ней застыл с автоматом на груди… дядя Валера. Низкие тучи жались к земле, того и гляди, зацепятся за железные крыши старых казарм. Лера была уверена, что это казармы, хотя окна в них по большей части были заколочены досками, а некоторые и вовсе отсутствовали, из-за чего фасады походили на ощерившиеся физиономии с выбитыми зубами.

Лера чувствовала, как ветер треплет волосы на голове, забирается за шиворот, пробегает по спине и, вырвавшись снова наружу, подхватывает валяющиеся под ногами пожухлые листья, подбрасывает их вверх и уносит прочь. Дядя Валера оставался неподвижен, ни один мускул не дрогнул на его лице, и казалось, что ветер обходил его стороной – даже полы гимнастёрки (или как там она называется) не шевелились, тогда как вокруг него кружили сразу три небольших смерча.

– Дядя… Валера? – с трудом выдавила из себя Лера.

Он молчал и продолжал пристально смотреть на неё.