Павел Беляев - Тихий омут

Дверь бесшумно отворилась, и мальчишка вошёл. Келья слабо напоминала комнаты простых монахов. Конечно, она так же была внутри скалы, стены испещряли плесень, плющ и оспины, но у дальней стены находился добротный, дающий много тепла, очаг. Вокруг было много свечей, стоявших здесь повсюду: на полу, на подсвечниках, на столе. У стола, нещадно забросанного какими-то свитками, перьями, испачканными чернилами, множеством чернильниц и какими-то вещами, о которых Аней и не слыхивал никогда, стояло два стула. Один стоял за столом ближе к стене. Его сидение, спинка и подлокотники были обшиты бархатом. Стул, стоявший напротив, чуть беднее, да и стоял как-то подальше первого, кажется, прибитый ножками к каменному полу кельи. Совсем далеко, в практически неосвещённой части комнаты находилась широкая кровать с балдахином тёмно-зелёного цвета.

За столом сидел Ерг. Голова и руки заметно тряслись, но взор на удивленье оставался острым. Старый архипрелат проникал умом в самую мальчишечью суть. Старец тепло улыбнулся и указал на стул перед собой:

– Здравствуй, Аней, присаживайся, – как только эти слова были произнесены, Шарлей расхохотался и вышел вон.

Мальчишка проводил его перепуганным взглядом и повернулся к архипрелату. Анею казалось, он вот-вот провалится под пол. Такого страха и неловкости ему испытывать ещё не доводилось. Ещё бы! Толковать вот так – с глазу на глаз с самим преподобным Ергом… Тут уж было от чего голове пойти кругом.

– Я бы хотел, чтобы до определённого срока предмет нашего разговора не стал достоянием общественности…

Аней торопливо закивал, сам не до конца понимая, на что, собственно, соглашается. Такому человеку, как святой отец, отказать было просто невозможно.

Старик по-доброму прыснул в кулак.

– Я хочу сказать, что ты не должен никому рассказывать, о чём мы с тобой говорили.

Сообразив, чего от него хочет отец-настоятель, мальчишка закивал ещё сильнее.

– Вот и славно, – облегчённо выдохнул Ерг. Можно подумать, он опасался другого ответа. – А дело вот в чём, Аней…

Настоятель сложил ладони в замок и на какое-то время задумался. Его взгляд блуждал по полу исписанным тетрадям, берестяным стаканам с писалами и подсвечникам.

– Гм, все мы, – наконец продолжил святой отец, потирая большие пальцы, – так или иначе, противостоим злу. Каждый несёт свой крест в собственном круге. И неважно приходской ли это игумен или член Священного Синода Храмовых скал. Мы все несём в себе бремя противостояния дедеру, ибо являемся последним рубежом. Не станет нас, и человечество падёт под ударами дедеровой кузнецы.

Мальчик слушал его, не смея шелохнуться. Мало того, что его без всякого предупреждения привели к самому святейшему архипрелату, так того понесло в пространные рассуждения, абсолютно непонятные простому слободскому мальчугану. Нет, разумеется, общий смысл сказанного не понял бы разве что младенец, но вот только к чему это всё? Наверное, учёный муж пытался что-то втолковать помимо произнесённого. И не исключено, что всё это, опять же, можно было изложить куда проще и на порядок понятнее. Но перебивать и переспрашивать, Аней, ясное дело, даже не решился.

– Уверен, тебе ведомо, что в Храмовых скалах обучаются не только представители, гм, верховного духовенства, но и ещё совершенно специфический род священнослужителей. Гм, в народе их, кажется, называют белыми жрецами. Ну, или чаще – цепными псами Храма. Это те из нас, кого Господь отметил своей дланью, чтобы противостоять злу лицом к лицу. И, в общем-то, немудрено, что силы белых жрецов простираются далеко за рамки обычных человеческих возможностей.

Ерг закряхтел и поднялся. Он тихонько, опираясь на широкую изогнутую трость, подошёл к Анею и положил руку мальчишке на плечо. На сморщенном лице настоятеля мелькнула ласковая улыбка.

– Здесь, в Храмовых скалах, их называют рытниками. С норальского это значит «несущий свет». Они приносят свет даже туда, где тьма укоренилась настолько, что никакими общепринятыми методами не получается её одолеть, – Ерг присел на краешек стола перед Анеем и заглянул ему в глаза. – Рытником суждено стать далеко не каждому. Для этого нужен особенный дар, и в тебе он есть. Догадываешься, откуда я это знаю?

Архипрелат замолчал, наблюдая за реакцией семинариста. Конечно, Аней догадывался. И дурак бы догадался – всё из-за того, что они с друзьями устроили ночью в часовне. Мальчишка покраснел от стыда.

– Гм, Аней, я бы хотел предложить тебе судьбу несколько отличную от той, какую ты представлял, отправляясь сюда. Я хочу, чтобы ты стал рытником. Тебе придётся навсегда забыть о служебном росте при Храме или, быть может, о собственном тихом приходе где-нибудь в небольшой слободке. Но взамен тебе откроется такое, перед чем оказывались лишь избранные.

– Мир нуждается в тебе, Аней. – чуть помолчав, продолжал настоятель Храмовых скал, – В тебе и таких, как ты. В ваших талантах. Я не могу приказывать… или даже просить. Но предложить – непременно. Вряд ли когда-нибудь у тебя появится возможность иметь собственный дом и малых деток. Домашние щи будут для тебя самым изысканным лакомством. Твой враг будет самым страшным врагом, способным существовать под этими небесами. Он будет менять личины, имена… Он постарается стать другом и отвратить тебя с истинного пути. Будет трудно, Аней. И возможно, когда-нибудь, какой-нибудь безумный рив придёт за твоей головой. Но мир нуждается в тебе. Рытники нужны людям, как никогда ранее.

Преподобный засучил рукава и подошёл к подсвечнику. Дрожащей рукой смёл несколько огарков и заменил новыми свечами.

– На самом деле, я должен жестоко наказать тебя и всех твоих друзей за эту неслыханную дерзость! – неожиданно воскликнул Ерг и ударил кулаком по столу. Аней вздрогнул. – Самое меньшее, я должен выгнать вас всех взашей, но дар белого жреца – штука редкая, разбрасываться грешно. Ради этого я даже готов пощадить всех, кто был в ту ночь под Угрюм-горой. Ступай, Аней. И обещай крепко подумать.

– Обещаю, владыка, – тихо пролепетал мальчишка и чуть не расплакался, сам не понимая от чего.

– Вот и славно, – тепло улыбнулся Ерг.

Дверь тихо отворилась, и в келье очутился Шарлей. Как во сне, Аней последовал его немому приглашению и вышел.

Посреди необъятного снежного поля на расчищенном клочке стылой земли тихонько тлел костерок. Рядом лежала основательная вязанка дров, упрятанная от мороза и сырости в плотный кожаный мешок. Напротив, на пустотелом замшелом стволе сидел мужчина. Он был крепок до того, что в крытом бараньем пуховике напоминал медведя. Непокорная грива иссиня-чёрных волос настырно выбивалась из-под тугой заячьей шапки.