Павел Беляев - Тихий омут

– Эй, добрый человек, зачем пришёл? Дело пытаешь али от скуки маешься? Коли от скуки, так и ступай себе стороной, у нас тут не ярмарка.

– Я по делу, – коротко ответил Будилад.

Вестовой скрылся, а спустя несколько мгновений, широкий мост из морёного дерева бесшумно поплыл вниз.

Лазутчик стоял, пошатываясь, и следил за его плавным движением, за тем, как на мосту появляются три высокие совершенно одинаковые фигуры, наряженные в тугие кафтаны с меховым подбоем с полами до сапогов на каблуке с ботфортами и медными пряжками, за тем как эти фигуры плавно приближаются, исполненные какой-то кошачьей грации, скользил взглядом по коротким мечам с дугообразным огнивом, висевшие у каждого при поясе слева, и жалел, что сдуру отказался поспать хоть немного.

Эти трое, что вышли навстречу пришельцу, по всей видимости, были близнецами. Что-то часто в последнее время стали попадаться близнецы, вскользь подумалось родовичу. Тот, что шёл посередине, держал на руках пушистого чёрного котёнка. Ривы почтительно склонили головы. Тот, что с котом, заговорил:

– Поздорову тебе, Путник. Мы – рынды, встречаем гостей, пришедших по делу. Следуй за нами, мы проводим тебя к вуку Еличань.

Будилад поклонился в ответ и устало пошёл вслед рындам.

Ривы сохранили ремесленное деление лютичей, поэтому во главе их острога стоял вук, что на утерянном наречии детей волка могло означать и как отец , и как волк . Воинственный народ, как правило, не видел между ними различия, так как каждый уважающий себя род непременно числил своим первопредком лесного бродягу. Редко-редко можно было встретить потомков оборотня. Ну да, на то они и лютичи, что само по себе означило – дети волка.

Насколько слышал Будилад, в остроге жили не только эти цеха лютовской жизни. Народец работал и обавами, и болярами, и даже волхвами, не говоря уже о таких обыкновенных профессиях, как гончар или плотник. Но ривов на порядок было больше. Настолько больше, чем всех остальных, что их ремеслом нарекли целую, почти сформировавшуюся, народность. Ведь, как ни крути, а лютичами их назвать уже не получалось. Не стало самого стержня, того цеха, к которому относилось большинство лютичей и чем они славились на весь мир – волкодлаков. Диких, яростных воинов, способных в одиночку остановить целую армию. Все остальные уже не то.

И если когда-нибудь у ривов переведётся профессия истребителей нечисти, скорее всего, их назовут как-то иначе. Хотя, как знать?

…Его вели главными воротами, ничего не тая и не скрывая, как это обычно делалось в большинстве закрытых от мира острогов. Всё-таки ривы были наследниками лютичей, не боявшихся никого и ничего. Они прекрасно знали, чем нередко оборачивается такое бесстрашие, но гордая воинская спесь здесь у каждого в крови.

Мощёные улочки были начисто лишены снега. Нигде нельзя было увидеть ни отходов, ни грязи, ни луж. В общем, ничего в этом удивительного не было. Во-первых, острог это хоть уже и не слобода, но до полнолюдного города ему ещё далеко. А во-вторых, образования близкие к воинским всегда отличались от прочих чистоплотностью и дисциплиной.

Кругом царила суета. Как это и положено, у главных ворот располагались людины избы дружины и гридницкие. Раздавался звон мечей. Облачённые в тугие шкуры отроки сгоняли по девять потов, упражняясь в воинском ремесле. Седоусые осанистые дядья, временами украшенные шрамами, с лукавым прищуром наблюдали за процессом, иногда давая короткие замечания то одному, то другому отроку.

Чуть далее упражнялась элита – обоюдорукие. Вообще-то говорили, что все ривы одинаково владеют и правой, и левой рукой, но способность слаженно работать сразу обеими считалась редкостью у всех народов. Большинство лютичей владело ей, но все, способные рубиться двумя руками, погибли при битве у Залесского поля, и лишь немногие потомки случайно унаследовали её. Да, что ни говори, а ривы стали обыкновенными людьми, совсем не как их великие предки.

Чем ближе подходили к центру, тем чаще попадались избушки мирных острожан. Интерес и стыд раздирали Будилада. С одной стороны, было как-то неприлично вот так неприкрыто таращиться по сторонам, особенно разглядывать женщин. А с другой, как много людей ещё может похвастаться тем, что видел ривок? Странствовали по миру и боролись с чудищами ривы мужчины. Среди наёмной гридни девок не встречалось тоже. А больше никто из них и не покидал острога. Как заключались их семьи, никто не знал. Но скорее всего, тут процветали родственные браки, хотя и нельзя сказать наверняка.

Во всяком случае, румяные и сбитые ривки никак не походили на детей инцеста. И судя по тем обрывкам разговоров, что случайно долетали до уха лазутчика, слабоумием девицы не страдали. Хотя, конечно, и выдающегося ума там не просматривалось.

Девки носили широкие кожаные штаны и короткие полушубки, доходившие чуть ниже пояса. Из-под покатых крытых шапок с меховой опушкой выбивались остриженные до плеч волосы. Срамота – в Родове с такой стрижкой ходили только мужики, девки никогда не отрезали выше лопаток. А всё больше старались отпустить до пояса, ведь всякому ведомо, коса – девичья краса. Но ривы, похоже, об этом не слышали.

Центральным местом в остроге был лес. Не сад, навроде мироградского, не роща, как у стен Лихобора, а именно лес. Со своими чащобами и перелесками, полный непроходимых чащ, валежника и диких зверей. Конечно, этот лес был очень мал, по сравнению с тайгой на востоке, но внешне сильно напоминал именно её. Здесь водились бурые медведи, лисицы, волки, лоси и, самое главное, рыси.

Звери и люди здесь существовали настолько тесно, что иной раз посреди оживлённой шумной улицы в бурлящем людском потоке нет-нет, да и можно было встретить одиноко бредущего медведя или, к примеру, волка. Рыси находились на совершенно ином положении. Всяк острожанин, встретив таёжную владычицу, непременно почтительно кланялся вслед.

Всё вокруг было тихо, мирно, кругом витал дух приветливости. И вместе с тем даже воздух в остроге был пропитан атмосферой воинственности, полон тихой, но в то же время грозной силы. Возможно, каким-то незаметным образом ривы умели показать незнакомцу своё гостеприимство и дружелюбие, но до определённого предела. И в случае чего нарушителя спокойствия будет ожидать самая незавидная участь. А может быть, это всего-навсего было в крови потомков грозного воинского племени.

Будилада привели на небольшую тенистую полянку в ривском лесу. Здесь пахло сыростью и костром. Действительно, в самом центре полянки тихонько потрескивал робкий огонёк, обложенный кругом маленькими окатышами. Вокруг суетились хмурые сосредоточенные люди в лёгких пуховиках с непокрытыми головами. Они зачем-то таскали из стороны в сторону доски и брёвна. На дальнем конце возвышалась двухэтажная деревянная конструкция непонятного назначения. Она походила на сторожевую вышку, но на очень странную вышку. Во-первых, она была слишком мала, даже не показывалась из-за деревьев, и разглядеть из неё что-то мог лишь дозорный-великан. Но он бы в ней не поместился.