Ирина Дынина - Хмурый город. Ненастье для Насти

И Пашка, и Ванька глаз не могли отвести от золотых монет – клад! Они нашли клад! Вот свезло-то! И пошёл он, Пузило, со своими сказками о собственном фарте. Да такого куша ещё никто не имел!

– Наверно, у бабки ещё где-то золотишко припрятано. – жадно облизнулся рослый Пашка, выхватывая из кармана старый, верный кастет – эта старуха сейчас ему всё расскажет. Выложит, как на духу.

Он уже понял, что старую каргу и молоденькую девчонку придется убивать. Ну, не может старуха-пенсионерка владеть огромной грудой драгоценного металла. Она, тупо хранит его, прячет и от полиции, и от таких, как Пашка. Для хозяев хранит. А, это значит, станет болтать и их с Ванькой искать начнут. Найдут – убьют обязательно. За золото всегда убивают.

А, так – нет свидетелей. Ищи ветра в поле. Не было их здесь никогда. Всех убьют Пашка с Ванькой, избу – пожгут и концы в воду.

– Где остальное? – Пашка уже всё решил, и догадливый Иван то понял сразу. Смотрел брат как-то по – особенному, мёртвым взглядом смотрел, словно не люди перед ним, а, так – манекены обычные. Раздавить их, расплющить и все дела.

Ванька шмыгнул носом и попятился было, зажав в потной ладони золотую монету – совсем Пашка сдурел! А, вдруг, он его, Ваньку, не пожалеет? Вдруг решит, что ему мало? Делиться не захочет?

Пашка же, давил на старуху взглядом – тяжело смотрел, требовательно.

Бабка старая глаза прятала, что-то там шамкать пыталась беззубым ртом. Девчонка в углу притихла – всё поняла краля городская. Конечно, поняла, что в живых не оставят. А, кто бы оставил? Дураков нет, все кончились.

Тут-то на Пашку Ванька и прыгнул – неловко прыгнул, но, неожиданно и ножиком чиркнул по руке с кастетом. Глубоко порезал, кровь так и брызнула. Острый у братана нож, сквозь ткань толстую прорезать смог.

Пашка заорал, рукой, окровавленной взмахнул, пытаясь дотянуться до брата-предателя, но тот, ловко продолжал ножом махать, не подпуская подельника к себе близко.

– Моё! Всё – моё! – вопил Иван – Убью гада!

И они сцепились, точно дворовые псы, позабыв и о ноже, и о кастете, только волосы клочьями полетели – рыжий и чёрный.

– Бежим! – внезапно опомнилась Настя и к старухе кинулась. – Бежим, Степанида Савишна, пока они друг друга мутузят. Убьют же нас!

Но бабка лишь криво усмехнулась. Она выпрямила спину и теперь уже ничем не напоминала старую, сгорбленную годами старуху. Перед Настей снова была прежняя Степанида Савишна.

– Уймись. – лениво отмахнулась она от Насти. – Какая удача подвалила с налётчиками дурными! Давно я хотела слуг новых заиметь, да всё лень было суетиться, искать кого-то. На Соловья понадеялась, а он, возьми и тебя пришли, Настасья. Какая из тебя слуга? Эх, – старуха качнула головой. – ничего-то мужикам поручать нельзя важного. Все у них через пень-колоду выходит. Думала, другой оказии ожидать придется. А тут, слуги сами объявились. Хорошие слуги будут, злые. Избу сторожить станут и все богатства мои!

Настя ничего не понимала – слуги, богатства? Контрабанду и наркотики, что ли? Вот эти, двое? Да они же волки дикие, самые настоящие волки, убийцы, что за копейку родную мать порешат.

– Удачно вы мне подвернулись. – старуха трясла какой-то меховой тряпкой. – Ох и бедовая ты девка, Анастася! Не зря, вот, не зря, тебя ко мне Соловеюшка направил! Прибыль мне через тебя знатная подвалила!

Тут Настя зажмурилась, а затем глаза раскрыла широко-широко. Бабка сноровисто на драчунов тряпку мохнатую набросила, что-то быстро шепча себе под нос. Те в тряпье и запутались. А, дальше? Дальше случилось странное – парни, сцепившись, злобно рычащие друг на друга и рвущие друг друга, аки псы лютые, внезапно стали меняться. Они поплыли, преображаясь у Насти на глазах – серые костюмы превратились в серую же шерсть, уши заострились, руки-ноги вытянулись и стали лапами, глаза пожелтели, а лица, лица!

Настя ухватила себя за нос и больно дёрнула – нет, не приснилось, не привиделось, всё наяву – перед ней, рыча и скалясь на них с бабкой и друг на друга, замерли волки, самые настоящие волки, вздыбившие жесткую шерсть на загривке.

– Добрые слуги получились. – Степанида Савишна громко хлопнула в ладоши. – Славные! Ишь, как щерятся злобно, ироды. Никто теперь в Гадюкино не сунется без спросу.

Настя отмерла.

– Это, как? – она тыкала пальцем то в одного волчару, то в другого. – Это – кто?

Кстати, один из волков получился слегка рыжеватым. Шерсть у него была длиннее, зубы – острее, да и сам он казался крупнее сородича. Тот, второй, шкурой чернел, да глазами водил желтыми, люто, но статью вышел пожиже и лапами короче.

– Как-то, так. – развела руками Савишна. – Зельем оборотным моя шкурка волчья пропитана была, они его и испробовали. Сами зверьми были внутри, а теперь и в настоящих зверей превратились. Станут мне служить вернее собаки, пока вину свою не искупят.

– Зелье? Шкура? – застонала Настя в голос, обхватив себя руками за, гудящую от необычных новостей, голову. – Так это, взаправду всё? Не сон?

– Какой такой сон, Анастасия? – нахмурилась Степанида Савишна. – По -настоящему всё. Без шуток.

– Золото, тогда, откуда? – девушка отказывалась принимать такую правду. – Ведьма, золото, оборотни.. Как? Как такое может случится в век цифровых технологий, космических кораблей и фаст-фута? В век интернета и гендерного равенства? БреДД!

– Золото ты мне сама привезла, девонька. От Соловья оно, от внучка моего. – лукаво ухмыльнулась старуха и кика на её голове одобрительно качнулась. – Материальная помощь, по ведомости. Я ещё расписалась за неё. Запамятовала, что ль?

– Вам я привезла пятьсот рублей, – холодно возразила Настя, схватив себя в руки. Девушка почувствовала некую враждебность, исходящую от старой ведьмы. – одной купюрой. К золоту я никакого отношения не имею – не знала, не видела, не прикасалась.

– То и есть счастье твоё, что не прикасалась. – сурово поджала губы ведьма. – То, что не разглядела, заклятый на малый вес и большую вместимость, контейнер для металла благородного, так то, от того, что дар твой дремал до поры, не распечатанный и не востребованный. Присвоить решила бы золото моё, неосмотрительно и всё – как они, слугой бы моей стала, шкурку звериную примерив. – и строгая старуха кивнула на жалобно скулящих хищников и думать позабывших про то, что они умеют скалить зубы. – У меня, в тайнике, не токмо волчья шерсть припасена, а и лисья, и заячья, и перья птичьи. Подобрали бы тебе одежонку под стать натуре. Не думала я, что ты такой честной окажешься, да ещё и гостинцев бабке старой, незнакомой и никчёмной, привезти решишь. – задумчиво произнесла Степанида Савишна. – И внучок мой, Соловей, не думал про то. Он тебя-то и направил ко мне, подарком. Могла я силу твою колдовскую отобрать и присвоить, а тебя, девка, на службу определить. Так-то..