Юлия Мартыненко - Раз, два, три, во двор выходи

Кире было пять лет, когда померла бабка Полина. Худая, маленькая, сухая старушка, с желтой кожей, покрытой коричневыми пятнами, жила по соседству, где-то в десяти метрах от родительского дома. Комнат в ее хатенке было всего три – небольшой коридорчик, забитый кухонной утварью, зал, в котором находились печь и кровать, и спальня, где стояла еще одна кровать и старый платяной шкаф.

И вот когда бабка Поля умерла, посреди спальни на табуретки поставили гроб. Кира вместе с мамой подошли к деревянному ящику, и в первый раз девочка увидела настоящего мертвеца. Стоит ли говорить, что эти минуты она запомнила навсегда.

Бабка в последние годы жизни хворала и выглядела худо, поэтому Кира боялась старуху и временами говорила, что она похожа на Бабу Ягу. А уж теперь облик покойницы ухудшился троекратно. Под впалыми глазами чернели круги, лицо покрывали глубокие морщины, кожа стала бледно-желтой.

Одели бабку в простое платье, которое она сама предпочитала носить на праздники. Тощие ноги спрятали в плотные колготы, на ступни надели тапки. Но вот руки, держащие в руках свечку, пугали невообразимо. Кира представила себе, что бабка сейчас откроет глаза и кинется душить ее своими длинными, тонкими, как палочки, ручищами. Поэтому она старалась держаться подальше от покойницы, и в качестве защиты прижимала к груди любимую куклу.

Когда на кладбище заколотили гроб и опустили его в землю, Кира облегченно вздохнула – бабку она не любила. Девочке вспоминалось, как при жизни Поля поглядывала на нее большими темными глазами, покрытыми белой пеленой, и сиплым голосом поговаривала: «Раз, два, три – во двор выходи. Четыре, пять, шесть – здесь мы будем есть. Семь, восемь, девять – ветер будет веять. Десять, одиннадцать, двенадцать – начинай бояться». И в конце этой жуткой считалки бабка кричала: «У-у-у-у», и хватала Киру за плечо холодными пальцами.

Мама, папа, Кира и бабка Поля вместе часто собирались ужинать во дворе. Общий двор располагал к этому, да и лавка, у которой ставился стол, находилась напротив бабкиного дома. Полина давно овдовела, да и подруг у нее не было – все отошли на тот свет. Семье ничего не оставалось, кроме того, как заботиться о бабушке.

Раз в неделю мама приходила к Полине, чтобы помочь ей помыться и убрать в доме. Туалет и кран с водой находились на улице, приходилось купать бабку в коридоре, прямо в тазике. К своим вещам Поля прикасаться не разрешала, хотя Кира не особо любопытствовала, и в дом к ней заходила крайне редко.

Перед смертью бабка очень мучилась, три дня и три ночи она выла не своим голосом, и не подпускала к себе врачей. Вместе с ней не умолкал дворовой пес Рекс. Кира боялась высунуть нос из дома, потому что жалобные стоны умирающей временами доносились до ее ушей.

На третью ночь девочка проснулась оттого, что кто-то стучался ей в окно. Кира испугалась и заплакала. Родители прибежали к ней, включили свет. Мама стала успокаивать дочь, а отец пошел на улицу и обнаружил под окнами бездыханное тело бабки. Оказывается, старуха просила, чтобы к ней привели девочку, но что-то остановило родителей исполнить последнюю просьбу умирающей.

После поминок бабки Поли все разошлись по домам. Кира вошла во двор и, кажется, сразу забыла, что была такая бабка, и один ее вид нагонял ужас. Больше всего она огорчилась, что ее любимая кукла пропала. Родители облегченно вздохнули, словно их миновала страшная беда. Они пообещали, что если кукла не найдется, они купят ей новую, и отправили дочь играть к себе.

***

На десятый день рождения Киры собралась огромная толпа. Пришли дедушки и бабушки, тети и дяди, братья и сестры. Даже школьная подруга Светка забежала на праздник. Дома накрыли большой стол. Мама, румяная от жара печки, и веселая, только и успевала подавать блюда.

Киру нарядили в красивое велюровое платье, заплели косу. Взрослые сидели за столом, а дети тем временем бегали из комнаты в комнату. Затем принесли бисквитный торт с вареной сгущенкой, украшенный десятью свечками.

– А желание только одно можно загадать? – сказала Кира и хитро посмотрела на маму.

– Давай два, – мама подмигнула Кире. – Только дуй сильнее.

Девочка набрала полный рот воздуха и разом задула все свечи. Она загадала, чтобы Артем из параллельного класса наконец-то обратил на нее внимание, и чтобы пошел снег.

Уж близилась середина декабря, а промерзшая земля так и ни разу не покрылась белым пушистым ковром. А Кира так любила, когда зимой на улице все белым-бело.

Внезапно кто-то из гостей указал на окно и громко сказал:

– Смотрите, снег!

Кира обернулась и застыла от удивления – крупные снежинки медленно опускались на землю. Второе желание сбылось настолько быстро, что от восторга у Киры закружилась голова.

– Мама, а можно пойти погулять?! – воскликнула девочка.

Имениннице отказать не смогли. Платье сменили на теплый костюм, сверху укутали в пуховик, на голову надели новенькую красную шапку с помпоном.

Дети выбежали гулять и понеслись к площадке, где стояла лавка. Только Кира задержалась у дома, собирая на себе снежинки. С момента смерти бабки она почти не пересекала границу ее дома. Девочка боялась приближаться к брошенному жилищу, сама не понимая почему.

– Кира, иди же сюда! – позвала именинницу Светка. – Давай в прятки играть!

Собрав всю свою храбрость, девочка переступила незримую границу и побежала к детям. Кира, Света и Леша прятались. Вадим искал. Из всех детей он был самый младший, поэтому его поставили водить. Кира знала все места, куда можно удачно спрятаться, и сразу шмыгнула за сарай, в котором хранились дрова. Здесь ее вряд ли кто смог бы найти.

Медленно, словно во сне, пушистые снежинки падали с неба, покрывая стылую землю. Кира сидела на корточках, и с приятным волнением наблюдала за снегом, до сих пор не веря, что ее желание исполнилось. Она уже и позабыла, что Вадька ее ищет. Так бы и наслаждалась своей мечтой, если бы не братик, который, хныкая, прошел рядом и позвал ее.

– Вадька, я здесь, – Кира осторожно покинула свое убежище. – Ну не плачь. Хочешь, я сейчас поищу?

Брат потер красный нос варежкой и кивнул. Кира встала лицом к стене дома, закрыла глаза и громко начала считать:

– Раз, два, три…

И ужаснувшись нахлынувшим воспоминаниям, она запнулась. Кира украдкой поглядела на бабкин дом, и, убедившись, что ничего не изменилось, продолжила считать до тридцати, но уже чуть тише.

Двор к тому времени покрылся тонким белоснежным одеяльцем. И голые деревья, протягивающие свои руки-веточки во все стороны, принарядились. Но что-то в этом черно-белом пейзаже, в звонкой тишине и непрекращающемся снегопаде было и сказочным, и пугающим одновременно.