Sandra Lex - Сказки манящих дорог

За ужином Кёррин не мог отвести взгляд от девушки в шёлковом голубом платье, ворот которого украшал коричневый стоячий воротник, переходящий в шнуровку на груди. Рукава тоже были коричневыми. Они сужались к локтю и ниже расклешались, оставляя маленькие петельки без шнуровки. Всё её одеяние было расшито золотой нитью и украшено мерцанием множества рубинов. А её глаза… Её губы… О, Боги! Это была она! Но он не знал даже, с чего начать разговор, ведь она не знала его. Бард не мог позволить себе… Он боялся… Боялся разрушить вновь столь хрупкую и самую заветную мечту. Он бы, наверное, так и продолжал глупо молчать, если б хозяин поместья не попросил его спеть.

Парень взял лютню и начал было петь, но тут вдруг голос его надломился, и рука, жёстко ударив по струнам, невольно повисла на грифе. Он не мог играть эту песню, она принадлежала будущему, или тому, чего не будет никогда…

– Почему Вы перестали петь? – тихо спросила девушка.

Ле Фьисс промолчал.

– А давайте, я буду петь, если никто не против, разумеется… А Вы подыграете мне? – предложила Сан.

– Хорошо, как пожелаете, ясноокая леди, – и пальцы барда уже застыли в ожидании, чтобы в нужный момент упасть на аккорд.

Госпожа просушила горло красным полусладким вином и запела:

Издалека приходит грусть,

Мне ветер сказку напоёт,

И потревожит сердце пусть,

Пусть это не пройдёт.

Хочу почувствовать я боль,

Хочу почувствовать любовь,

Хочу сыграть иную роль,

Где льётся в моих венах кровь.

Позволь мне быть с тобою рядом,

Пусть повенчает нас луна,

Лишь краткий миг,

Я буду рада,

Глоток пленительного сна.

Хоть я привыкла лишь играть,

Всегда привыкла быть одна,

Но сердце стало вдруг стучать,

С тобою я жива.

Разбей мой лёд на тысячу осколков,

Из тысяч вод Один есть из потоков,

Единый неземной родник,

Исток всего живого,

Так наслажденья сладок миг,

Но всё решает слово.

Пошлю я к чёрту все слова

И брошусь в неизвестность,

Быть может, там найду себя,

А может, встречу вечность.

Как только она допела, из-за входной арки послышалось эхо металлических сапог, и в зал вплыл образ рыцаря в доспехах, отливающих бледно-сиреневым цветом, и в белой тунике поверх них. Он был немного выше госпожи, но довольно крепкого атлетического телосложения.

– Надеюсь, эта песня посвящается мне, моя дорогая Сан? – он самодовольно ухмыльнулся, при этом его тёмные лисьи глаза блеснули дьявольскими искорками.

Тёмно-русые волосы, стриженные под короткое каре, маленькая бородка, добрые, но хитрые глаза, общительность – он казался бы вполне благородным, если бы не самовлюблённая гордость.

Сан де Мор поднялась со стула:

– Не обольщайтесь, мой храбрый Анхелео, Вам прекрасно известно, что я никогда бы не стала посвящать Вам подобные песни.

Молодой барон Анхелео Толеренс мечтал заполучить руку новой хозяйки поместья. Он любил её по-своему, но у девушки с самого первого дня их знакомства выработалась какая-то неприязнь к этому рыцарю. Ей казалось, что его волнует лишь поместье, которое он получит в качестве приданого.

Барон ухмыльнулся, но, взглянув на барда, гордо запрокинул голову и поинтересовался как бы невзначай:

– А наш дорогой гость примет участие в соколиной охоте?

– С радостью! – отозвался Ле Фьисс.

* * *

Ласковое утреннее солнце пробивалось сквозь верхушки гигантских сосен, вековых дубов и старых вязов, заливая лес золотым светом. Проснувшиеся птицы исполняли красивые трели, прячась в роскошных кронах деревьев, а где-то среди корней и в кустах шныряли пушные зверьки. Но ни одно животное ещё не знало, ни один кролик даже представить себе не мог, каким вкусным обедом ему предстояло стать…

Охотничья процессия двинулась в самую гущу леса. Кёррин, обогнав нескольких солдат, присоединился к Анхелео, ему было, о чём с ним поговорить, пока они ехали рядом.

– Давно ты знаешь Сан? – Спросил бард, – что объединяет вас?

– Я и Сан? – рыцарь задумался, – нет, мы знакомы не так давно, всего лишь около двух месяцев. Но я надеюсь на её благоразумие, и тогда в конце следующего месяца мы сыграем свадьбу. Я давно искал такую, как она, не такую, как все…

Парень отвёл взгляд и сквозь подкативший к горлу ком произнёс:

– Если так… Тогда я не стану вам мешать… Я желаю вам счастья!

Анхелео Толеренс посмотрел на едущую впереди Сан де Мор и усмехнулся:

– Но выбор-то за ней!

Охота была в самом разгаре, как девушке вдруг захотелось отдохнуть. Она завернула на небольшую полянку, на которой уже кто-то когда-то отдыхал, так как остались следы старого костра. Сан де Мор достала флягу с водой и присела на поваленное брёвнышко. Но ей и в голову не приходило, что кто-нибудь может наблюдать за ней. Она только собиралась сглотнуть набранную в рот воду и чуть было не захлебнулась, увидев перед собой Анхелео.

– Моя милая Сан, – рыцарь спешился и приблизился к своей возлюбленной, – я хочу задать тебе вопрос…

– Спрашивай, – девушка надменно покосилась на него.

Барон приклонил колено, и, нежно взяв её маленькую ручку в свою ладонь, спросил:

– Скажи, ты любишь меня? Или его? Я заметил, как ты смотришь на него… Почему он?

Хозяйка поместья немного растерялась, но, очень скоро собравшись с мыслями, не заставила долго ждать с ответом:

– Понимаешь ли, у каждого обычно существует свой идеал… Кёррин Ле Фьисс идеален… для меня! – девушка отдёрнула руку, а парень отшатнулся от неё в сторону и прорычал:

– Но чем я хуже него?

– Я уже сказала тебе! Не хочу повторяться! – чуть слышно пробормотала Сан.

Да, их перебранки могли продолжаться долго, но у них всегда был один и тот же итог, хотя раньше никто никогда не вмешивался в их отношения…

* * *

На следующий день отец Сан явился к единственной дочери со своей благородной заботой. Он учитывал лишь свои интересы, касающиеся её будущего и будущего этого поместья, но не пожелания девушки.

Сан де Мор стояла на балконе второго этажа, облокотившись, и, чуть перевешиваясь за перилу. Она щурила сверкающие золотистой радугой глаза и наслаждалась парящим солнечным теплом.

Её отец осуждающе взглянул на открытую клетку сокола, затем перевёл взгляд на дочь:

– Тебе пора бы подумать не только о развлечениях и охоте, – промолвил он.

– Ты забыл сказать про музыку, верховую езду и фехтование, – прервала его девушка, летая где-то в своих мыслях.

Старик нахмурился:

– Я уже далеко не молод, Солнышко… И тебе пора бы начинать уметь вести дела нашего поместья!

Губы девушки растянулись в простодушной улыбке, и лучики солнца забегали по весёлым веснушкам на её носу, она даже, чуть было, совсем не расхохоталась: